Воля народа - Шарль Левински
Почему, чёрт, эта женщина с детской коляской не может выбираться из трамвая порасторопнее? Она задерживает весь трамвай. Они ещё не доехали даже до Шафхаузер-плац, а ему скорее надо к компьютеру, он намерен кое-что предпринять, до что угодно, всё было лучше, чем сидеть здесь, впустую гоняя мысль по кругу.
«Элиза» и «секс-терапевт», два этих слова он уже гуглил однажды, сразу после того, как познакомился с ней, и никаких вразумительных результатов не получил, всё время подворачивалась только какая-то женщина из Австрии, которая предлагала курс «Slow Sex». Тогда его это не озадачило, он думал, в таком деле не размещают объявлений и не организуют профсоюзы, полагаясь только на рекламу из уст в уста. Он даже помнил, что его тогда позабавила собственная формулировка, «из уст в уста», это звучало непристойно применительно к такому делу. То, что поисковик не выдавал никаких результатов, могло корениться в том, что под этим ключевым словом ничего и не было, а на нет и гугла нет.
Но ведь и на запрос Всем боссам босс тоже ничего не находилось.
Элиза с самого начала водила за нос. Но зачем?
Если она не была секс-терапевтом, откуда она тогда знала Дерендингера?
«Час от часу не легче мне, и словно голова в огне». Его рассудок, если он у него ещё оставался, ни на что больше не годился и вместо ответов подсовывал ему лишь цитаты из Гёте.
Правда, он хотя бы ещё помнил, кто такой Гёте. Нынешняя же молодёжь…
Сосредоточься, Вайлеман!
Начать не с Элизы, а с Маркуса. Который знал Элизу, даже очень хорошо знал, он своими глазами видел, как доверительно они обращались друг с другом. Если она, собственно, и была госпожа Барандун, то в этом не было ничего особенного, шеф, имеющий близкие отношения с секретаршей, это уже стало почти нормой, тем более, что она так привлекательна. Вайлеман и сам недавно играл с мыслью…
Маркус.
Если Маркус знал Элизу – почему он думает «если»? Нет никаких «если»! – поскольку Маркус знал Элизу, было вполне возможно, что он и в первый приход Вайлемана в Управление правопорядка уже знал, о чём шла речь; может, фотомонтаж с Авербахом и двумя мужчинами уже был ему знаком, ведь Элиза его отсканировала и могла переслать ему. Маркус не подал виду, но это всегда было ему свойственно, он ещё в детстве любил знать больше, чем взрослые. Как тогда, они все вместе сидели за завтраком, Маркус, Дорис и он; Маркус уже выпил свой стакан, Вайлеман ясно видел перед собой белые «усы» от молока на верхней губе сына, и тот как бы между прочим сказал: «Кстати, я выдержал приёмные испытания в гимназию». Хотя письма из школьной канцелярии ещё не было, оно пришло лишь два дня спустя. Он так и не выдал им, откуда ему это стало известно, и позже не сознался, но по нему было заметно, какое удовольствие доставляет ему это знание. Маркус собирал секреты, как его соученики собирали модели машинок или автографы футболистов, а люди не меняются, не основательно меняются, каким был в детстве, таким и останешься взрослым, в этом Вайлеман убеждался не раз.
Маркус нашёл подходящую работу для своего таланта, уже хотя бы потому, что никто толком не знал, чем они там занимаются в своём Управлении правопорядка. «Какие у вас есть возможности?» – спросил он его, и Маркус ответил: «В принципе любые, какие нам понадобятся». Действительно ли он при этом ухмыльнулся или это только показалось Вайлеману? Нельзя уже доверять собственным воспоминаниям, а таким в особенности.
На Элизе было платье бирюзового цвета, а Маркус был в белом смокинге.
«Управление правопорядка». И это словосочетание надо бы погуглить, посмотреть, что они сами о себе рассказывают, пусть это и неправда или лишь часть правды. Официальные инстанции всегда умели сформулировать свои дела на волосок от правды, раньше он даже коллекционировал их эвфемизмы, «оптимизация поступлений в госбюджет» вместо «повышения налогов» или «парк размещения отходов» вместо «мусорной свалки».
«Высшая мера наказания» вместо «смертной казни».
Управление правопорядка отвечало за порядок, а кто же будет что-то иметь против порядка, тем более в Швейцарии, «порядок – это уже полдела» – эти укоризненные слова первой учительницы он помнил и до сих пор: когда он рылся в своём пенале в тщетном поиске точилки для карандашей или ластика. Но что же это за порядок, о котором шла речь в этом управлении, нигде не говорилось, есть много, друг Горацио, на свете, что и не снилось нашим мудрецам.
Он это выяснит, решил Вайлеман. Он всё разузнает.
И потом – они как раз доехали до Мильхбука – около него вдруг возник мужчина в джинсах и коричневой кожаной куртке и сказал:
– Контроль. Ваши билеты предъявите, пожалуйста!
41
Вайлеман автоматически сунулся в карман брюк, где обычно всегда лежал мобильник, в футляре которого был проездной, действующий с 9 часов утра. Но в кармане было пусто. Только тут он снова вспомнил, что его проездной вместе со всеми остальными электронно-читаемыми документами лежал у него дома на письменном столе. В голове у него действительно был кавардак, и неудивительно – после всего, что он только что узнал. Он показал контролёру свой суточный билет и только хотел убрать его назад, как мужчина сказал:
– Минуточку! Позвольте!
Он взял у Вайлемана из рук билет и внимательно его разглядывал. Казалось, что-то в билете его озадачило.
– Я купил этот билет сегодня, – сказал Вайлеман.
– Несомненно, – контролёр произнёс претенциозное слово, которое никак не входило в обиходную речь цюрихца.
– Всего два часа назад.
– Несомненно, – ещё раз сказал контролёр.
– А он действителен в течение двадцати четырёх часов.
Мужчина в кожаной куртке, казалось, задумался над этим утверждением.
– Если он действителен, то действителен, – сказал он. – Но если он окажется недействителен…
– Оставьте ваш юмор, пожалуйста, для кого-нибудь другого! – Вайлеман по горькому опыту знал, что это никогда ничего не даёт – грубить людям «при исполнении», но он не для того сел в четырнадцатый номер, чтобы послужить контролёру в качестве развлекательной программы, уж не сегодня точно. Он хотел забрать у него свой билет, но контролёр поднял руку вверх, как на школьном дворе, когда какой-нибудь садист заставлял младшего школьника прыгать за мячом.
– Спокойно, – сказал он. – В спокойствии вся сила.
Казалось, он любил выдавать сентенции.
– Чего вы, собственно, хотите от меня?
– Сейчас это выяснится. Пауль, поди-ка сюда!
Его коллега, который
