Код Адольфа Гитлера. Апрель - Владимир Иванович Науменко
– Рад вас видеть, чертей! – добродушно произнёс Мюллер. В озорных глазах застыло ожидание того, что же его подчинённые скажут в ответ.
– Группенфюрер! – произнёс за двоих Стрелитц. – Мы, как видите, явились по первому зову и ждём ваших приказов.
– Если вам так хочется их услышать, то извольте, – посерьёзнел Мюллер. – Вы пока мои подчинённые, а я ещё ваш начальник, так что будем друг друга любить и жаловать. Вы подоспели вовремя. Сейчас я собираюсь к нашему общему подопечному и был бы рад, если бы такие славные ребята составили мне компанию. Идти придётся недолго, но эта прогулка необходима. Вы остаётесь в дверях, а я поговорю с ним тет-а-тет. Поняли?
– Слушаемся, группенфюрер!
«Вот черти! – весело подумалось Мюллеру. – Рейх катится под откос, военная машина еле работает, а моим головорезам хоть бы хны. Да! Что ни говори, но без таких ребят невозможно работать».
И вот они вскоре были у искомой двери. Убедившись, что он войдёт один, Мюллер толкнул дверь и обнаружил идиллическую картину. Клаус в халате сидел на кровати. Читал. От скрипа двери, отрываясь от чтения книги, он привстал и увидел входящего Мюллера. Как заметил последний, его посещение не доставило Клаусу радости. Было видно, что он напрягся в мускулах лица, но Мюллер сделал вид, что не придал этому серьёзного значения.
– Что приуныли? – прямо с порога, закрывая за собой дверь, спросил Мюллер. – Как мне известно, вы крепко спали, или сон был не в руку?
– Мне в последнее время снятся странные сны, герр Мюллер, – посетовал Клаус – Но я их плохо запоминаю.
– Жаль! – в словах Мюллера было огорчение. – Я бы с интересом ознакомился с их содержанием, но могу вас обрадовать. Если сон не сохраняется в вашей памяти, выходит, что вы, Клаус, здоровый человек. Вы удивляетесь тому, что я говорю? Право, этого делать не стоит. Сны обычно запоминает больной человек, или человек, страдающий нервными расстройствами. К ним ни я, ни вы не относимся.
– Герр Мюллер! Я слышу, как вдалеке все чаще и чаще раздаётся треск автоматных очередей, а в воздухе носятся частички красноватой кирпичной пыли. Неужели всё оборачивается трагично! Русские в Берлине?
– У тебя, дорогой Клаус, разыгралось воображение, – наблюдая тревогу в голосе Клауса, произнёс Мюллер, входя и садясь на стул у кровати. – А где им быть, дорогой, если они умеют хорошо воевать. На войне не в прятки играют, а стреляют. Вот так! Пока фюрер находится в Берлине, город не сдастся, он будет сражаться, сражаться разъярённым львом, да так, что русским не поздоровится. Еще посмотрим, кто кого. Так что спи спокойно, Клаус, а свои опасения оставь нам.
– Я и затрудняюсь сказать, герр Мюллер, сколько лет я пребываю здесь, – произнёс Клаус. В его глазах Мюллер увидел безнадежную тоску по всему тому, что он оставил на родине. – Я даже не знаю, о Боже, жива ли моя семья.
– Вопросы твои, Клаус, вполне справедливы, – согласился Мюллер. – Уже пошёл четвертый год, Клаус, как ты здесь. Родину не выбирают, Клаус. Во всём виновата эта проклятая война. Война Сталина и Гитлера. Будь на то моя воля, я бы давно отпустил тебя, но от этого желанного для тебя шага меня останавливает приказ фюрера. Тебе как рядовому штурмовику должно быть ясно, что приказы Гитлера неоспоримы, их следует выполнять. Один народ, один рейх, один фюрер! Так что не падай духом, дорогой Клаус, не всё так плохо, как кажется. В одном могу тебя заверить, что твоя семья цела и невредима. Благодаря умелому руководству гауляйтера Карла Ханке фестунг Бреслау до сих пор упорно обороняется, не сдаётся, сковывает не одну танковую армию. Ты должен гордиться, что твой город являет собой для русских пример героизма защитников рейха. Сам доктор Геббельс восхваляет твоих земляков.
– Но, герр Мюллер! – Клаус был на пороге паники. – Вот видите! Они гибнут, а я сижу в безопасном месте! Мне нет прощенья!
– Кто тебе говорил, Клаус, что ты в чём-то виноват? – губы Мюллера разъехались в усмешке. – Обещания того, что ты будешь находиться под моим присмотром вечно, тоже не было. Или было? Я такого не припомню. Тебе не стоит пороть «горячку». Ты выполняешь волю фюрера, а твоя жизнь стоит жизни целой армии. Ты удивлен? Я не преувеличиваю, Клаус, оно так и есть. И по правде сказать, тебе бы мог позавидовать любой немецкий солдат, кто под пулями и снарядами на поле брани защищает тебя да и всех нас от коммунистов.
– Но я хочу воевать! Если вы не освободите меня, я попытаюсь сбежать.
Мюллеру стоило больших усилий не рассмеяться в ответ на это бахвальство в лицо этому двойнику.
– И куда же? Позволь тебя спросить, Клаус? – сказал Мюллер и сделал длительную паузу, за которую он успел извлечь из кармана брюк и развернуть большой носовой платок, чтобы вытереть пот на лбу. – Вы сильно заблуждаетесь, Клаус, если думаете так. От гестапо убежать невозможно, ты уж прости за откровенность, Клаус. Мои ищейки быстро тебя найдут и «тёпленьким» втолкнут сюда. Смысла в побеге я не вижу, я тебе сам бы его устроил, но по рукам и ногам связан личным приказом фюрера и отпустить тебя к родным пока не могу. Не разрешено. И не проси, лучше выкинь из головы всю эту дурь. А сам при этом подумал: «Я могу подарить тебе, “тень”, только вечное молчание. На большее можешь и не рассчитывать. Ты и сам, дурачок, не догадываешься, в какую игру вовлечён».
И Клаус подчинился. Почему подчинился? Наверное, потому что поверил, что
