Час пробил - Виктор Львович Черняк
ванная, безобразная рожа, в руке — пистолет, в единственной руке.;. Он направился ко мне. Если бы не выстрелил я, выстрелил бы он. Потом я уже ничего не помнил. Очнулся в больнице. Меня поражает: в спальне ничего не нашли. Перед тем как ехать сюда, я был дома, видел, что наделали выстрелы — оказывается, я успел выстрелить не один раз, и ничего, никаких следов, ни паука, ни человека. Про собак ты знаешь — мимо них мышь не пробежит. Все. Поэтому я хочу, чтобы ты отказалась от этого делд. Только поэтому. Если еще раз увижу такое — мне конец. Я не трус. Но и выдержке есть предел. Меня преследует страх. У моей нрова-ти в больнице дежурили круглосуточно. Когда сиделка начинала дремать, я дергал ее за специальный шнур, привязанный к руке. Она сидела в двух шагах от изголовья. Были моменты, когда казалось: мы не одни, в палате кто-то есть. Я дергал шнур, заставлял ее включать свет. Пока я не мог дергать шнур, свет горел круглосуточно. Я в панике. Со стороны это неприятно. Поверь, если бы кто-нибудь увидел то, что видел я, шелуха бодрячества мгновенно слетела бы с него.
— Но… — Элеонора замолкла на полуслове: к ним на бешеной скорости приближался огромный автомобиль. Такой автомобиль был только один во всем Роктауне.
Вечером опять приходила подруга Жанна. Она-рассказа- ла про вурдалаков. С каждым разом убеждаюсь — познания ее безграничны.
— Представляете? — Оживленная жестикуляция. — Нет, вы не представляете! Их столько, этих вурдалаков. Столько! У одной моей знакомой начальник — настоящий вурдалак.
— Настоящий? Это как? Дипломированный в вурдала-чьем университете?
Жанна негодует.
— Нет, вы только посмотрите на этого невежду! Весь мир взбудоражен вурдалаками, шуточное ли дело? А он смеется, — Жанну заносит: — Между прочим, смех без причины — признак…
Она умолкает: назвать меня, да еще в присутствии Наташи, дурачиной даже ей кажется перебором. Интуитивно кажется, потому что есть люди, которые и не представляют, что может быть перебор.
— Смех без причины — признак мертвечины! — У меня хорошее настроение сегодня. По-моему, получилось вполне приличная вурдалачья строка, из серии черного юмора. — Простите! Что же там с вурдалаками?
Смиренно склоняю голову, всем видом показываю — каюсь,
Жанна великодушна, как все люди с речевым недержанием, она снесет обиду, лишь бы не лишать себя удовольствия высказаться. У нее неукротимый инстинкт беседы. В конце концов, лучше пользоваться мощным инстинктом, чем слабым интеллектом.
— Они ездят в метро, в троллейбусах, где угодно. Совершенно не отличаются от обыкновенных людей. Они пожирают прану. Жизненную энергию других. Есть два способа добывать прану… — Глаза у Жанны горят.
Горе вурдалаку, который посмеет что-нибудь отнять у такой женщины без ее на то согласия. Если вурдалак умыкнет у Жанны 'хоть капельку злополучной праны, Жанна просто спустит с него шкуру. Не взирая на чины и звания. Интересно, какие звания у вурдалаков? Почему-то мне понравились бы такие: младший магистр, старший и ведущий магистр, и, конечно, здорово бы звучало — действительный тайный советник по отбору праны и дальнейшему развитию праностроения.
— Два основных способа, — развивает Жанна мысль. — Первый — заряжаться праной от солнца, напрямую. Второй — отбирать ее у живых людей.
Когда Жанна сказала про живых людей, мне стало тоскливо. Бедные живые люди, чем они только не занимаются, кроме того, чем следовало бы. Хорошо хоть, сейчас с мумиё поутихло, а тоже было время. Или помню, в четвертом классе: посылаешь один рубль такому-то, он еъце кому-то — невероятно хитроумная система, — в конце концов ты должен за рубль получить чуть ли не миллион. Я раз пять за два месяца ввязывался в эту игру, а в четвертом классе пять рублей — деньги. Так и не получил ни копейки. Когда хотел сыграть в шестой раз, мама устало сказала: «Горбатого могила исправит!» — и денег не дала. Узнал дядя (он был мне вместо отца), дал бумажку в двадцать пять рублей и сказал: «Это в пять раз больше, чем ты выпросил у мамы. Делай с ними что хочешь, только не играй в эту идиотскую игру. Понял? Что хочешь». Сейчас я думаю, дядя хотел сказать: хоть пропей, — так безнадежно он махнул рукой, отдавая мне деньги.
— Конечно, — Жанна эффектно оперлась о решетку балкона. Когда-то у нее была неплохая фигура, но сейчас
только очень наметанный глаз сможет увидеть то, что было, в том, что стало. — Конечно, солнце не всегда есть, чтобы заряжаться праной, особенно у нас, на севере. Тучи, облака, вообще зима. Все это мешает. Так что приходится отбирать у нашего брата, — она хлопает себя по оплывшему животу. — Его же не видно, вурдалака. Ты едешь себе по эскалатору, а он чирк по тебе глазами — и обобрал до нитки, как липку. Ломай потом голову, почему плохое самочувствие. Авитаминоз? Анемия? Нервное переутомление? Или наши дела сезонные? — Она толкает Наташу локтем. — Ничего подобного! Он все отобрал, а нам оставил кукиш. Один знакомый говорит: «Встаю утром в прекрасном настроении, пару раз руками махну, помоюсь, побреюсь, то да се. Все прекрасно. Ничто не предвещает. — То есть: нет намека на плохое. Жаннин знакомый вместе с праной, очевидно, утерял и некоторые слова из лексикона. — Одеваюсь. Влезаю в автобус. Как влезаю — это особый разговор. Но вот уже влез. Стою. Жмут. Дышат в ухо. Жмут, куда жать вовсе и не следовало бы. Терпение — это профессия распространенная, иногда высокооплачиваемая. Еду минут десять или двадцать. Обычно время в автобусе по утрам останавливается вместе с дыханием. Для меня, во всяком случае. Приехал. Выхожу! Вот оно! Чувствую, отобрали прану. Всю отобрали, до копейки. Иду совершенно пустой, как выжатый лимон. Да нет, не то: выжатый лимон еще о-го-го, его и еще раз выжать можно, а меня нет. Все. Предел». Поняли? — Жанна торжествует. Еще бы не торжествовать. Жуткая история.
— Можно вурдалаков как-нибудь отличить от других людей? — робко спрашивает Наташа.
— Как же! Отличишь ты их! В том-то и дело, что нет. Стоит перед тобой чудесный человек. С пробором, например, или значком на лацкане. Может — кандидат, может — и доктор даже. Это все не гарантия.
— Уж если доктор не гарантия? — Я сжимаю виски. — Уж если доктор не гарантия! Ума не приложу, что делать.
Жанна не удостаивает меня внимания. Она на коне. Триумфатор. В конце концов, все
