Хищный зверь - Вито Франкини
— А что же тогда существует? Что веками соединяет людей, иногда на десятилетия, что создает семьи, возвышенные союзы и трогательные истории, что создает дивные песни, великолепные стихи и все, что за этим следует?
— Ох, до чего же ты романтична! Если не ошибаюсь, то же самое чувство порождает насилия и убийства, извращения, искажения и страшные трагедии. Кстати, именно из-за него этот олух Мусти сегодня, примерно часа через полтора, будет иметь сломанный нос, а может, и еще чего похуже. Ну что за чушь ты несешь!
— Тогда скажи мне, что же это такое. Потому что все-таки за пределами твоих опытов и исследований что-то существует!
— Все очень просто. Это эгоизм, жажда обладания, амбиции каждого из нас, которые мы долго сдерживаем. Мы хотим, чтобы нас считали уникальными, неподражаемыми и необходимыми. И еще — высокомерие, не позволяющее нам допустить, что другие могут не понимать этого или просто забыть. Брось, Сабина!
— Немного грустно, что ты все сводишь к жажде обладания. Чувства все-таки существуют, черт возьми! И ты не можешь это отрицать.
— А кто отрицает? Я отрицаю существование того, что ты, несмотря на очевидность, призываешь, как наркотик, и что на самом деле годится только чтобы успешно продавать «Перуджинские поцелуи»[20]…
— Ты слишком циничен, и мне это в тебе не нравится.
— Ты любишь Роберто?
— Да. То есть любила. Очень. А теперь пытаюсь снова поднять голову… кстати, с твоей помощью тоже.
— Значит, ты испытываешь то высшее чувство, которое включает в себя и понятие «желать добра», верно?
— Верно. Ну и что?
— А то, что сегодня ты желаешь ему добра, то есть хочешь, чтобы ему было хорошо. Ты желаешь, чтобы его ребенок родился здоровеньким и вырос сильным, чтобы его союз с женой укрепился и родились бы еще дети и чтобы он был счастлив больше, чем сам мог себе пожелать. Именно это у меня в доме называется «любить». И именно этого я всегда желаю своим друзьям, тем, которых действительно люблю.
— Нет… признаю́, что теперь не люблю Роберто. Но это не означает, что я его не любила.
— Ну а теперь посмотри: все кончилось, как по волшебству, когда ты узнала, что он «опылил» свою жену. Но тогда, должен сказать, это было действительно глубокое чувство. А он? Он желал тебе добра? С теми идиотскими шуточками, что он вытворял, начав в вотсапе? И со всем остальным, что придумал потом, чуть не доведя тебя до погибели? Но, может, вы оба — нарциссы, ревнивые собственники и эгоисты, как и каждая чертова голая обезьяна, которая живет на этой планете и опустошает ее? Будь проклят тот день, в который наши предки слезли с деревьев!
— Все, что ты говоришь, справедливо, но мне еще надо обдумать это и переварить. Все равно ты не можешь низводить любовь на уровень научного анализа. Это неправильно, черт возьми.
— Сабина, какого цвета поле?
— Зеленое…
— Но тогда какого хрена ты настаиваешь? Оба тела, которые мы с тобой усадили на эти сиденья, эволюционировали, чтобы жить лет тридцать, не более того. И жили на деревьях, без труда добывая себе пищу, а малыши цеплялись за матерей, и самцы поклонялись вожаку, готовые в любой момент защитить группу от атак извне, применяя те техники борьбы, которым научил меня Федерико. Кстати, неплохо было бы и тебе походить в спортзал. Секс был времяпрепровождением, нацеленным исключительно на продолжение рода. И группа, всегда компактная, отменяла почти все случаи «измен» и последующих скандалов. То, что случилось потом, с тех пор как мы слезли с деревьев и утратили шерсть, развивалось в манере, совершенно отличной от той, что была заложена в нас генетически. Мы адаптировались к этому и завоевали мир, но ты все еще поглядываешь на мобильник каждые две минуты, и Мусти ждет, чтобы и дальше морочить голову Катерине. И всё из-за того, что в результате выживания во враждебной среде мы стали жадны до обладания. И в этом ключ ко всему. Обладание.
Сабина, как всегда, почувствовала, что Нардо превосходит ее. У него на все имелся ответ, и каждый из этих проклятущих ответов казался абсолютно безукоризненным и неприступным.
— Если нам пока не надо гнаться за Мусти, может, объяснишь получше? Я совсем запуталась…
— Мусти может подождать, я сам решу, когда его воспитывать; дорогу указываю я, а он — всего лишь пешка. Помнишь наш разговор о религии?
— Как будто это было вчера.
— Прекрасно. Когда мы слезли с деревьев, которые нас защищали, нам пришлось стать охотниками, а соответствующих физических качеств, пригодных для охоты, у нас не было — как, кстати, нет и сейчас. Мы тренировали голову, изобретая оружие и намечая тактику поведения группы, и за несколько тысяч лет превратились в самых жестоких в мире хищников. Однако женщины больше не могли нам помогать, потому что малыши нашей расы долго зависят от матерей в отличие от детенышей других животных, и матери должны все время быть с ними. Так мы из бродячих существ превратились в оседлых, начали строить себе жилища, чтобы держать женщин и детей вдали от опасностей, пока мужчины охотились и добывали еду. Мы возвращались домой с добычей и отдавали ее женщинам. Райская жизнь на деревьях кончилась, и появились обязанности по отношению к дому: чистота, удобство, защищенность, очаг, уборка отходов.
А здесь мы на минуту перейдем от биологии к культуре, и ты сама поймешь, что именно в этот момент в культуру нашей расы вошли такие понятия, как семья, гнездо, защита, очаг, которые до сих пор имеют большое значение для всех, начиная с тебя. Жилье становилось «уютным уголком», гостеприимным и удобным источником утешения и поддержки. Мы привязались к своему очагу и начали его оборудовать, стараясь сделать более «своим», не таким, как у всех, ибо, что бы там ни говорили коммунисты, частная собственность для нас тысячелетиями была источником безопасности. Поэтому еще и сегодня, зачастую живя в квартирах, похожих друг на друга, мы стараемся сделать их уникальными, персонализируя их. Мы наслаждаемся видом своего жилища, которое оборудовано по нашему вкусу, и переносим это дедовское стремление в каждое место, где бываем постоянно. Именно поэтому мы ставим фотографии себе на рабочий стол, приклеиваем к школьному шкафчику, и ты вешаешь Пиноккио на зеркало заднего вида в машине тоже по той же причине: чтобы сделать ее уникальной, отличной от других машин той же марки, «твоей».
— Прошу тебя, продолжай…
— А теперь попробуй отождествить себя
