Хищный зверь - Вито Франкини

— Но ведь был же момент, когда это произошло? Мне это интересно, исключительно из желания окончательно подсоединиться к тебе или хотя бы попытаться.

Нардо медленно вздохнул. У Сабины возникло впечатление, что он прекрасно понял, что она имела в виду совсем другое, но вопрос был хорошо аргументирован, и между ними уже установилась определенная близость, они оба оказались в зоне затишья перед бурей. А потому уйти от ответа было бы неуместно для такого благородного человека, как он.

Нардо решил остаться в игре и начал прямиком с самой сути вопроса:

— Как ты уже знаешь, я тоже пережил весь кошмар преследований, хотя тогда они еще так не назывались и статьи шестьсот двенадцать бис еще не существовало. Точнее сказать, заставил себя пережить, но уверяю тебя, меня это тоже глубоко ранило. Мы оба были молоды. Барбару я знал со времен лицея, она восемь лет была моей невестой и три года — женой. И вот настал момент, когда Барбара волне законно устала от нашего союза. Я тоже устал, стал заглядываться на других женщин, но ей не изменял. Но когда она оттолкнула меня, мы больше не виделись. Я плакал, кричал, собирался совершить непоправимое. Я начал следить за ней, конечно, чтобы дать ей понять, что я существую, уверенный, что этого будет достаточно. А потом, увидев, что она не возвращается, и поняв, что у нее кто-то появился, я стал навязывать свое присутствие. На самом деле я уже знал, что у нее есть другой, но однажды, застав их на месте преступления, обезумел от ярости и поколотил обоих. Она оказалась сильной и пристально наблюдала за мной несколько недель. Стеной на меня не пошла, но дала решительный и окончательный отпор. И я понемногу начал поднимать голову. У нас еще было несколько стычек и словесных, и физических, а потом источник этого пламени начал постепенно затухать, и «канал» стал закрываться. Ты знаешь, как это происходит.

— Для меня очень ценно, что ты все это мне рассказываешь. Я даже не ожидала.

— Но действительно хочешь понять или нет?

— Ничего другого я и не прошу.

— Я снова начал жить, начал веселиться, но мысль постоянно бежала к «моей» Барбаре, и я был совершенно искренне убежден, что такого чувства, как я испытывал к ней, в мире не существовало, а главное — я никогда уже не полюблю никакую другую женщину.

— И несмотря на все это, ты уже знал тогда песню Де Андре…

— Именно так. Я знал ее наизусть, но понять не мог. Я был абсолютно уверен, что между нами чувство особенное, редкое и что она это рано или поздно поймет. Иначе и быть не могло. Я, как мог, продолжал за ней следить. Тогда ведь еще не было соцсетей. Я просил, я требовал. Каждый раз, когда в доме раздавался телефонный звонок или звонили в домофон, я был уверен, что это она, — и всегда ошибался. И раз от разу мне становилось все хуже. Я не подавал виду, я научился себя контролировать, но был как одержимый в буквальном смысле этого слова. Я обдумывал каждую новость из тележурнала и пытался представить себе, как бы она ее прокомментировала, мысленно отмечал, что с ней стоит обсудить, в случае если она ко мне вернется. И факты разных хроник, и новые песни…

— Нардо, это была любовь, просто любовь. Пользуйся этим словом, хотя бы ради твоей Барбары.

Нардо рассмеялся, да так громко, что на него начали оборачиваться посетители бара. Сабина смутилась, но его это вовсе не занимало, и он продолжал:

— И вот тут-то я, наперекор всему, удостоверился, что все на самом деле не так, — и начал понимать.

— То есть?

— После двух лет страданий, таких лет… э, да что там говорить… когда у тебя за грудиной полкило свинца, ты не можешь ни спать, ни есть, ни сосредоточиться и еще испытываешь множество других эмоций, которые ты хорошо знаешь, я отправился к Саре, своей старинной приятельнице, к которой мы часто заглядывали с женой, когда еще были вместе. Мы пили чай, шутили, смеялись, потом она меня проводила до двери. А попрощавшись, как из ружья выстрелила: «Ой, знаешь, я тут встретила Барбару…»

— О господи… но ты ведь и шел к ней в надежде что-то узнать?

— Видишь ли, может, да, а может, нет, столько лет прошло… Мне было еще очень плохо, но я уже мог думать и о других вещах. Однако, поверь мне, у меня потемнело в глазах, а ноги вдруг стали какими-то легкими.

— Поверю без всякого труда. Но что случилось?

— Я оказался на грани остановки сердца и инсульта. В таких ситуациях это дело обычное. Следовательно, я замолчал, замер на месте и невероятным усилием пытался не утратить дыхание.

Сабина его прекрасно поняла: сама совсем недавно пережила в точности такие же ощущения. Она улыбнулась и махнула ему рукой, чтобы продолжал.

— А потом она сказала еще кое-что. Цитирую слово в слово, я этих слов никогда не забуду: «С этим Энрико у нее всё в порядке; она считает, что он очень милый. Но она ясно дала понять, что ни в какое сравнение с тобой он не идет. Она, конечно же, не вернется, это было бы абсурдом, но призналась, что разрыв с тобой был серьезной ошибкой».

— Ну, и это тебя утешило?

— Утешило? Скорее, просветило и многое разъяснило. И наступил настоящий перелом.

— Почему?

— Да потому, что я догадался, как в действительности развиваются чувства между «голыми обезьянами», и понял я это именно в тот момент.

— Но ты к ней вернулся? Ведь мог, учитывая последнее известие.

— И не думал! Как раз на эти дни был назначен суд по поводу моих выходок. Барбара не явилась, а ее адвокат был готов уговорить ее пойти на примирение. Но я от примирения отказался — и понес наказание, которое считал заслуженным.

— Это очень странно, хотя даже делает тебе честь.

— То, что справедливо, то справедливо. Я наделал глупостей? Меня на этом поймали? Я заплачу. Я так устроен и приложу все усилия, чтобы это работало, даже с совершенно чужими людьми.

— Я бы назвала тебя идеалистом, но знаю очень мало людей, которые были бы более практичны, чем ты…

— Спасибо, это прекрасный комплимент. И с того момента я начал новую жизнь. Переехал в Рим и стал изучать антропологию, чтобы понять древнейшую родовую мотивацию того, что я пережил. И вот теперь я разъясняю людям, что того чувства, что ты называешь любовью