По делу обвиняется... - Вильям Михайлович Вальдман
— Скажите, Юдина, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Фастовой?
— Это которая, Фастова? — непонимающе переспросила она, но видя, как Туйчиев молчит и всем своим видом дает понять, что хитрость ее шита белыми нитками, сама уточнила: — Не та ли, что в театре, про которую раньше спрашивали? Если эта, то я уже говорила: не знаю ее, — и она вновь запричитала: — Это как получается? Где справедливость искать? Если судимая я, так мне и веры нет? Хотите упечь?! Давайте, давайте, но только больше ничего не скажу!
— А за что вас упечь? — спокойно спросил Арслан. — Разве за вами есть грехи?
— Ничего не числится, потому и обидно, — сразу успокоившись, размазывая по щекам слезы, ответила Юдина.
— Давайте, Юдина, договоримся сразу. Вас никто ни в чем не обвиняет и прежние судимости ни при чем. Нам нужно выяснить ряд моментов, в которых вы принимали участие. Скажу без обиняков: мы располагаем достоверными доказательствами двух ваших встреч с Фастовой. Один раз вы беседовали с ней в коридоре управления, где она работает... — Арслан сделал небольшую паузу и неожиданно самым будничным тоном спросил: — Кстати, вы помните как одна женщина дважды прошла в это время мимо и Фастова просила, чтобы вы говорили потише?
— Помню... — вырвалось у Юдиной, она тотчас спохватилась, но поздно: Туйчиев уверенно наращивал темп.
— Прекрасно. Вы, конечно, помните мужчину, с которым в парке была Фастова и который ушел, когда вы стали к ним подходить.
Юдина опустила голову, помолчала, нервно сжимая пальцы.
— Скажу всю правду. Только прошу сохранить в тайне: Фастова умоляла об этом. С Марией Никифоровной нас свел случай — познакомились в ателье, платья шили. Разговорились. О детях. Она посетовала: мол, сына женить надо, а пары подходящей нет. Ну я и предложила ей свои услуги. — Юдина замялась, потом продолжала. — Конечно, со стороны странным кажется, но ничего не поделаешь; у каждого свой кусок хлеба. Я делаю людям добро, и меня благодарят.
— И как, на жизнь хватает? — спросил молчавший до сих пор Соснин.
— Как вам сказать, по-разному. Но лучше так, чем жить, как раньше.
— А как раньше? — поинтересовался Николай.
— Будто вы не знаете, — усмехнулась она. — Трижды ведь судили.
— За что? — спокойно продолжал задавать вопросы Николай.
— Так ведь и это знаете. За мошенничество. Людей обманывала. А теперь всё честно, за труд получаю...
— И сколько платила вам Фастова? — перебил ее Арслан, вводя разговор в прежнее русло.
— Платила! — возмутилась Юдина. — В том-то и дело, что ничего не заплатила. Потому и требовала у нее, приходила к ней.
— А как прикажете понимать ваши слова, сказанные Фастовой, что ей хуже будет и так далее?
— Да пугала просто, — простодушно ответила она, — грозила, что если она мне не заплатит, то я все сыну расскажу. Потому, наверно, когда она в театр с сыном пришла и меня увидела, то плохо ей стало. Думала, я сейчас сыну при ней все и выложу, — ухмыльнулась Юдина.
— Непонятно мне, за что она должна была платить вам. Сын-то не женился.
— Как за что? За труды. Я такие партии ему находила! А что он не женился — моей вины нет.
— Та-а-к, — протянул Арслан. — Стало быть, Фастова вам не заплатила. Что же вы тогда решили?
— Я ей назначила время, срок последний дала. Когда к ней на работу приходила. Договорились: на следующий день она в три часа в парк придет и рассчитается со мной.
— Рассчиталась?
— Нет, не рассчиталась. Стала там всякие разности говорить: денег сейчас у нее нет, поизрасходовалась и...
— И тогда вы ударили ее по голове? Чем? — быстро подойдя к Юдиной, резко спросил Соснин.
Юдина отшатнулась, потом вскочила со стула, замахала руками, словно отгоняя от себя эти слова. На лице ее отразился неподдельный ужас, и она бессвязно стала выкрикивать:
— Что вы? Что вы? Да я в жизни... Никогда не было со мной... Руку на человека... Никогда!
Она устало опустилась на стул, разрыдалась и долго не могла прийти в себя.
Тем временем Соснин, оставив Юдину на попечение Арслана, вышел и поехал в больницу, чтобы по горячим следам признания Юдиной побеседовать с Фастовой.
Мария Никифоровна поправлялась, врачи намеревались на днях выписать ее под амбулаторное наблюдение. Однако настроение у нее продолжало оставаться подавленным, и Соснина она встретила, как обычно, не очень дружелюбно.
— Мария Никифоровна, — начал Соснин, — видимо, уже пора поставить все точки над i. Небезызвестная вам Юдина, — не обращая внимания на ее удивление такому началу, продолжал он, — чистосердечно во всем призналась.
Соснин сделал паузу, наблюдая, какое впечатление произведут на Фастову его слова, но она закрыла глаза, повернула голову к стене и замерла. Не обращая внимания на это, Николай в упор спросил:
— Это правда, что Юдина за определенную плату должна была помочь вам в подборе невесты для сына?
Фастова быстро повернула голову к Соснину, в глазах ее стояли слезы. Вздохнув, она кивнула головой.
— Так! — Соснин внутренне торжествовал. — И когда вы там, в парке, не рассчитались с ней, она нанесла вам удар? Не так ли?
— Это не она, — с трудом выдавила из себя Фастова, и слезы заструились по ее щекам.
— А кто? Никого же больше не было!
— Не знаю. Ударили сзади, но не она...
— Мамуля, ты как? — Леня присел на край кровати. Скрывая волнение, посмотрел на запавшие щеки, туго забинтованный лоб Марии Никифоровны, погладил безвольно свисавшую руку.
— Я-то хорошо. Ты вот как? Голодный ходишь?
— И ничего подобного, я ухоженный. Тетя Надя вчера пришла — на неделю борща наварила, пельменей штук двести налепила. — Он стал выгружать из сумки баночки и пакетики. — Так что не беспокойся.
— Что это?
— Бульон, котлеты. Ты только ешь и выздоравливай скорей. Что врачи говорят?
— Скоро поправлюсь, — слабо улыбнулась мать. — Я, знаешь, о чем подумала? Может, переедем в Самарканд? Владимира Григорьевича туда приглашают, коттедж дают. А, сынок?
— С чего вдруг тебе в голову взбрело переезжать? — удивился Леня. — А Владимир Григорьевич, твой любимый, по-видимому, не только тебя туда
