При попытке выйти замуж - Анна Жановна Малышева
Саша во время их первой встречи произвела на него двойственное впечатление и тем самым вызвала любопытство к себе. С одной стороны — хрупкая девочка, кокетливая, но ранимая, изо всех сил прячущая свое смущение под маской полной раскрепощенности. С другой стороны, он почувствовал, что девочка эта, если надо, пойдет на медведя с перочинным ножиком, и ведь завалит бедного зверя. Его удивило, как в ней странно сочетаются желание нравиться, причем всем подряд, даже самым второстепенным для нее людям, и свобода от мнения окружающих.
Но не это главное. Она ему ужасно понравилась: тоненькая, длинноногая, зеленоглазая, обаятельная. Он сам себя не узнавал и вынужден был признать, что испытывает к ней совершенно непривычное чувство: ему хотелось одновременно быть и ее отцом, и ее любовником. Ему хотелось оберегать и защищать ее, утешать и воспитывать, а вместе с тем обладать ею.
В новогоднюю ночь, стоя у дверей ее комнаты на своей даче, он не мог заставить себя войти. Почему? Сто раз он бывал в подобных ситуациях, сто раз заходил в эту самую комнату и всегда находил нужные слова, правильные интонации. И ни разу ему не показали на дверь, не сказали: «Как вы смеете!» или «За кого вы меня принимаете?» Да что там — он никогда не сомневался, что его ждут и что ему будут рады. Хотя девушки попадались очень непростые и очень строгих правил. Но он знал, как это делается, — нужно быть галантным и не прилипчивым, мягким и обаятельным, внимательным, но слегка отстраненным. Нужно заставить их проявить активность, слегка заволноваться и задуматься над тем, а достаточно ли он уделяет им внимания, нравятся ли они ему? Неплохо блеснуть знаменитыми друзьями — современные девушки любят звезд и способны оценить того, кто дружен с ними.
На Сашу его звездная компания не произвела должного впечатления, скорее наоборот. Но он оценил и то, что она старалась скрыть свое отношение к его приятелям, старалась не обидеть и не задеть его.
Стоя перед дверью ее комнаты, он боялся очень смешной вещи — вот он сейчас войдет, а она спит. Его бы это задело. Раньше он ставил своего рода эксперименты — заходил в комнату к той или иной своей гостье через час после официального: «Спокойной ночи», через два, через три. Однажды навестил девушку под утро. Она не спала! И другие не спали. Что и требовалось доказать.
Впервые в жизни он изменил своим привычкам и мирно ушел к себе, а утром, за завтраком, пялился на Сашу во все глаза, стараясь понять, как она отнеслась к его деликатности. И ничего не понял. Она весело болтала, строила ему глазки и вообще вела себя так, как будто ничего другого от него и не ожидала.
Дошло до того, что он попросил у заведующей регистратурой, которая выписывала «Вечерний курьер», несколько номеров этой газеты и целый вечер читал Сашины статьи.
Но больше всего его тревожило то, что он скучал по ней. Ему УЖЕ ее не хватало. Он неоднократно ловил себя на том, что тянется к телефону, чтобы позвонить Саше, просто позвонить, поговорить, услышать. Куда это годится? Да, определенно, сорокадвухлетний процветающий стоматолог и бизнесмен Вениамин Гаврилович Ильин не узнавал сам себя.
Бесцеремонное появление Ляльки поставило все на свои места. Как только он почувствовал знакомый напор, как только увидел тщательно ухоженное и некогда так нравившееся ему лицо, как только услышал резковатый низкий голос бывшей любовницы, он вдруг понял, как приятно иметь дело с совсем другой женщиной.
«Влюбленность, — говорил один его знакомый психиатр, — это чувство невротической привязанности».
Невротическая привязанность к Саше стоматологу Ильину нравилась, и он уже не мог и не хотел выздоравливать.
Глава 38
ВАСИЛИЙ
— Не советую вам вести себя так агрессивно, — капитан Коновалов ласково улыбнулся. — Бесполезно. Ваш муж — преступник, и мы не уйдем отсюда, пока он не вернется домой.
— Я не замужем, — Лялька скорчила презрительную мину. — Но это вовсе не означает, что я могу позволить себе проводить ночь вместе с незнакомым мужчиной. Тем более — с таким.
— Каким таким? — уточнил Василий. — Таким привлекательным?
— Ой, господи! — Лялька расхохоталась.
— Знаете, я иногда боюсь подвергать женщин такому искушению. Есть совсем необузданные. Видите, приходится все время носить с собой оружие, — Василий покрутил на пальце пистолет, — а то бросятся, бывало, на шею, и душат, душат меня в объятиях. Вся шея в шрамах.
— От объятий?
Василий заговорщически оглянулся и перешел на шепот:
— Некоторые, самые темпераментные, представьте себе, кусаются.
— За шею? — Лялька раздраженно отбросила в сторону диванную подушку и вышла из комнаты. Василий невозмутимо поплелся следом.
— Да. Во-первых, у меня это самое эротичное место. Вот, посмотрите. — Он задрал подбородок вверх, давая Ляльке возможность полюбоваться своей короткой и мошной шеей, которая, по словам следователя Малкина, была предметом зависти всех «мелких и тощих испанских быков», участников коррид. — Во-вторых, о другие части моего тела можно сломать зубы.
Василий проводил Ляльку до кухни и пристроился за столом, внимательно наблюдая, как она варит кофе. Он не мог отделаться от мысли, что сожительница Морозова нервничает несколько сильнее, чем того требует ситуация. Василий думал о том, что подобные девицы, как правило, достаточно легко переживают неприятности своих мужчин, тем более, как она сама справедливо заметила, не мужей. Такие холеные стервы вообще очень устойчивы к неприятностям, и любимое их занятие — выходить сухими из воды. А эта — ну просто места себе не находит. Почему?
— Ночь? Вы сказали — провести со мной ночь? — продолжал он зудеть. — И часто ваш… друт не приходит домой ночевать?
— Бывает, что не приходит, — мрачно ответила Лялька.
— А вы, конечно, не спрашиваете, где он был?
Лялька опять кивнула.
— Потому что доверяете ему на все сто, — серьезно сказал Василий.
Лялька кивнула.
— Завидую. — Василий посмотрел на нее с уважением. — Редкость, между прочим, в наше время. Современные женщины
