При попытке выйти замуж - Анна Жановна Малышева
— У него при себе что? — Василий, наконец, взял себя в руки.
— Нож. — Гоша положил на стол целлофановый пакет. — Он залез сюда, будучи вооружен холодным оружием. Так-то.
— Так он убивать тебя пришел?
— Наверное, — кивнула Саша, и губы у нее опять задрожали.
— Интересное кино. — Василий вскочил и пошел осматривать труп. Осмотр его не удовлетворил. — Кустарщина. Один выстрел вообще никуда. Как с такого расстояния можно было попасть в плечо?
— Зато второй — в десятку, — возразил Леонид. — Видел дырку во лбу?
— С трех шагов даже эта курица, — Василий ткнул пальцем в Сашу, — не промахнулась бы.
— Я не убива-а-ала! — завыла Саша.
— Простите, — вступил в разговор Сашин приятель. — Вы не будете против, если я заберу отсюда девушку? Или она вам еще нужна?
— Как это — заберу? — Василий грозно выпрямился. — Куда?
— Неважно куда, — миролюбиво ответил незнакомец. — Важно, что отсюда.
И, чувствуя, что настроение вновь прибывшего опера довольно склочное, предложил всегда и всех устраивающий компромиссный вариант:
— К маме, например.
— Сначала мы запишем ваши показания… — начал было Василий, но Леонид опять не дал ему договорить:
— Уже. Все уже записали. Забирайте действительно Саню, нечего ей здесь делать.
— Сильно все жалостливые, — Василий все еще пытался огрызаться, хотя возразить ему было нечего.
Саша, узнав о том, что можно уезжать, обрадовалась, насколько это было возможно в ее состоянии.
— Здесь еда в холодильнике, — быстро заговорила она, с благодарностью глядя на Леонида. С Василием она старалась не встречаться глазами. — Суп, курица, ну, вы сами разберетесь. Если проголодаетесь, то кушайте. Пока. Спасибо. Целую вас всех.
— Завтра утром чтоб была у меня, — кровожадно сказал Василий на прощанье. И добавил, обращаясь к Леониду, когда за Сашей и Ильиным закрылась дверь: — Завтра все мне про этого типа узнаешь, все-все. Не нравится он мне.
— Не дури, — отмахнулся Леонид. — Если каждого, кто положил глаз на нашу Саню, сажать в кутузку, никаких изоляторов не хватит.
В машине Саша опять начала плакать. Ильин молча вел «Сааб» и время от времени гладил ее по плечу. Она успокоилась минут через пять и поняла, что едут они отнюдь не к маме.
— Вообще-то лучше было бы…
— Нет, — Ильин покачал головой. — Не придумывай. Зачем волновать твою маму среди ночи? Сейчас приедем на дачу, ты примешь душ, я тебя покормлю и уложу спать. Не волнуйся, все будет хорошо.
— Но…
— Все, дискуссия закончена.
Саша вздохнула с облегчением. Ей и вправду было спокойнее с ним.
Оперативники провозились в Сашиной квартире еще около трех часов, и лишь под утро Василий вспомнил про Ляльку.
— Что-то с этой девкой не то, — поделился он с Леонидом своими подозрениями. — И знает она много больше, чем говорит.
— Ты намекаешь, что и про убийство своего сожителя она знала?
— Нет, вряд ли. — Василий почесал лоб. — Но про делишки его — знала определенно. Колоть надо, хотя, чует моя поджелудочная железа — непросто нам придется.
Глава 39
АЛЕКСАНДРА
Еще не открыв глаз, я целую минуту уговаривала себя, что события прошедшей ночи — всего лишь кошмарный сон. Не уговорила. И мертвый живодер, и залитая кровью передняя моей квартиры, и разъяренный Вася — все это было, и последствия всего этого мне еще разгребать и разгребать. И все-таки я проснулась в хорошем настроении, потому что светило солнышко, на столе лежала трогательная записка от Вениамина Гавриловича, который уехал в клинику, и вкусно пахло кофе. Нет! Истинной причиной моего хорошего настроения было другое…
Вчера Вениамин Гаврилович был нежен и сумел меня утешить в полной мере.
Сначала я почти час отмокала в ванне, потом мы ужинали или завтракали, даже не знаю, как правильнее назвать нашу трапезу — дело шло к утру. Выпивали, разумеется, коньяк, и не просто так, а с тостами: сначала за нас; потом за прекрасных присутствующих здесь дам; потом за то, чтобы все неприятное осталось позади; потом за то, чтобы будущее было счастливым прямо с завтрашнего дня; потом опять за «прекрасную даму, почтившую своим посещением сей холостяцкий уголок». Странно, но всякие глупости, сказанные Ильиным в эту ночь, всякие там «ты моя ненаглядная, знаешь почему? потому что я не могу на тебя наглядеться» или «ты похожа на солнечного зайчика», слова, над которыми я вообще-то при привычном ходе вещей привыкла посмеиваться, сегодня пришлись как нельзя более кстати. Мне было невыносимо приятно, и, запивая коньяком каждое его признание, я сама не знала, отчего у меня кружится голова — от спиртного или от его слов.
Надо отдать ему должное — он ни на чем не настаивал и, если бы я хоть чуть-чуть возражала, ушел бы к себе, я в этом уверена. Но мне не хотелось оставаться одной, и, когда он присел на край моей кровати, чтобы, как он сказал, «рассказать мне на ночь сказочку», я сама попросила: «Не уходи».
Да, вот еще что — он ужасно волновался, наверное, даже больше, чем я. И старался быть очень бережным, очень осторожным, хотя я несколько раз повторила, что фактически уже была замужем и что мне не восемнадцать лет и даже не двадцать два. Но все же в каждом его прикосновении сквозило: «только бы не обидеть, не сделать больно, не испугать». Пожалуй, чуткости в его поведении было слишком много, и я с удивлением отмечала про себя, что роль хрустальной вазы мне не очень нравится. Мысленно я просила его быть поуверенней и не так уж со мной церемониться. В конце концов, никто никому не делает никакого одолжения, никто не приносит себя в жертву. Обоюдное согласие, как ни крути, предоставляет возможность нашим желаниям вырваться наружу.
Он был слишком гостеприимным хозяином и старался, чтобы мне было хорошо в его доме. Он весь вечер и всю ночь ухаживал, вот именно ухаживал за мной, а мне хотелось, чтобы он несколько иначе распорядился своими хозяйскими полномочиями.
Мне не хватало его иронии, и получалось так, что он и меня заставлял быть очень возвышенно-серьезной. Впрочем, все было замечательно, и мелкие придирки не в счет. Поругав себя за порочность, я заснула вполне счастливой.
Утром я поехала в редакцию, полностью проигнорировав Васино указание явиться к нему. Еще чего! Понадоблюсь — вызовет повесткой.
В «Курьере» я сразу окунулась в атмосферу затишья после бури. Все успокоились, вздохнули с облегчением, поздравили Мохова
