При попытке выйти замуж - Анна Жановна Малышева
— Как здесь, — спросила я его, — какие новости?
— Все, э-э-э, попрятались, подобно крысам, — шепотом доложил он. — Только я, аки буревестник, э-э-э, смело озираю просторы.
То, что Гуревич сравнил себя с буревестником, насмешило меня. Если и искать ему аналоги в мире пернатых, то скорее где-нибудь на заброшенной птицефабрике среди ободранных и совсем не бройлерных кур. Впрочем, как выглядит птица буревестник, я представляла себе слабо, вполне возможно, что она, то есть он, внешне чисто «аки Гуревич», такой же патлатый, неприбранный и всегда голодный.
— Что главный? — спросила я на ходу. Гуревич, мелко семеня за мной и принюхиваясь, выразительно пожал плечами. — Не от тебя пирожками пахнет?
Сева Лунин оказался не в пример Гуревичу более информированным.
— Главный доволен, — сообщил он. — Обещает прогрессивные реформы.
— Какие? — спросила я. — И когда?
— Говорит, скоро. Он сам мне сказал. Но по секрету. Уйди, гнида! — последнее относилось к Гуревичу, который просунул голову в дверь и выразительно уставился на бутерброд, лежащий перед Севой на тарелке.
Гуревич не ушел, а застрял в дверях, сопя и облизываясь. Сева от греха схватил бутерброд и принялся его есть, поглядывая на дверь.
— Майонез в панике, — чавкая, сообщил Сева. — Савельченко твой — тоже. Сволочи! — Сева от злости так впивался зубами в бутерброд, как будто это был не кусок хлеба с колбасой, а один из вышеназванных типов.
— Не люблю реформы, — вздохнула я.
— Нам-то чего? — Сева, наконец, дожевал бутерброд и говорил уже вполне внятно. — Тема хорошая, мирная — разборки, грабежи, контрабанда, убийства. Вот в «политике» все волнуются, им уже намекнули на перемену курса. А нам-то…
— Кстати, об убийствах, — вспомнила я, — вчера у меня в квартире нашли труп, представляешь?
— Да что ты?! — глаза Севы загорелись нездоровым огнем. — И тебя подозревают.
— Обалдел?
Но Сева меня не слушал. Он мечтал:
— Классная раскрутка нашего «Курьера»! Представляешь? Заметки во всех газетах: «Криминальный корреспондент «Курьера» Александра Митина обнаружила труп в своей квартире. Подозрение пало на нее. Адвокат, — это должен быть очень известный адвокат типа Резника, — решительно опротестовал постановление прокурора о взятии Митиной под стражу…»
— Ты хочешь, чтобы меня посадили в изолятор? — возмутилась я.
— Знаешь, — одернул меня Сева, — для раскрутки родной газеты можно было бы и посидеть недельку.
— Щаз! Ты был хоть раз в СИЗО? Я тебе предлагала, так ты ж нежный слишком: ах, я не могу выносить этого вида, этого запаха!
— Ладно, живи, — Сева махнул рукой и спросил вяло:
— Еще какие новости?
— Еще я замуж выхожу.
Сева опять возбудился:
— Да ну? За мента твоего?
— Нет. Совсем-совсем за другого человека.
Сева прореагировал странно:
— Жаль. Мент симпатичный, веселый. А он не обидится?
Этот вопрос занимал меня ничуть не меньше Севы.
— А мне наплевать. — Я старалась, чтобы в моем голосе было побольше бодрости и легкости. Но сама себе не верила. Как я скажу Васе о своих матримониальных планах? Как? Чем больше я думала об этом, тем больше злилась на Васю. Во мне нарастали агрессия виноватого человека и страх предателя. И, как всегда, в таких случаях мне хотелось, чтобы Вася в чем-то провинился передо мной, чтобы сделал гадость. И Севина идея о моем аресте вдруг перестала казаться мне бредом и начала обрастать привлекательными моментами.
И я позвонила в МУР. Вася снял трубку после первого же гудка и спросил устало:
— И где ты? Мы же договаривались, что ты придешь утром.
— Не «мы договаривались», а ты велел. Улавливаешь разницу?
Вася на провокацию не поддался, не завелся и не разозлился, а только переспросил:
— Так ты где?
— На работе. И знаешь, — я понизила голос и сказала заговорщическим тоном, — хотела тебя попросить об одолжении. Ты не мог бы стереть отпечатки моих пальцев со «ствола»?
— С какого «ствола»? — испуганно спросил Вася.
— С того, — продолжала я в том же похабном тоне, — из которого шлепнули живодера.
— A-а, с этого, — Вася развеселился. — В обязательном порядке, хозяйка. Не боись. А фальшивые кси-вы тебе во сколько подвезти?
— Я серьезно! — возмутилась я.
— Понимаю. — Васю кто-то отвлек, он извинился и попросил меня позвонить ему вечером. Сказал, что уезжает, и мне, следовательно, приезжать к нему сегодня уже не надо. Вот и пойми его: когда не надо — орет как резаный, а когда надо — сама любезность.
Разрядил обстановку Майонез, ворвавшийся в отдел с громкими проклятьями. Он был недоволен погодой, программой телевидения и политическим руководством страны.
— Давно хочу спросить у этих идиотов, которые окопались в «Вестях», — заорал он, — и когда наконец они будут делать нормальную программу!
— Да, — Сева важно кивнул. — Давно пора это выяснить.
— Невозможно же смотреть! — орал Майонез. — Уроды! Хоть телевизор выбрасывай.
— Зачем же так радикально, — возразил Сева. — Можно просто не включать его, когда идут «Вести».
Майонез сверкнул на него свирепым взглядом, а я судорожно схватилась за телефон.
— Добрый день, — вежливо поздоровалась я с секретаршей шеф-редактора «Вестей», — вас беспокоят из редакции «Вечернего курьера». Нельзя ли переговорить с кем-либо из руководства программы?
— На месте только заместитель редактора, — ответила она. — Как вас представить?
— Александра Митина, корреспондент отдела происшествий.
— Происшествий? — девушка явно удивилась. — Хорошо.
В трубке заиграла музыка, потом смолкла, и я услышала грубоватое «Алло».
— Здравствуйте. Я беспокою вас по поручению моего начальника Полуянова Александра Ивановича, — сухо сказала я. — Не подскажете, когда вы наконец начнете делать нормальную программу «Вести»?
— Что-о?! — заместитель шеф-редактора, похоже, был сильно удивлен, не сказать хуже.
— Когда, когда? — Я взяла ручку и принялась рисовать каракули в блокноте. — Помедленнее, пожалуйста, я записываю. — Трубка выразительно молчала. — Так, так, так, а в котором часу? Благодарю вас, информация исчерпывающая.
— Я не понял… — начал заместитель, но я быстренько повесила трубку.
Майонез смотрел на меня с изумлением, но молчал. Никакого раскаянья в его взгляде не было. Имя человека, которому удастся смутить Александра Ивановича, будет занесено в Книгу рекордов Гиннесса.
— Ну? — спросил Майонез.
— Сказали, что через два месяца, то есть в середине марта, начиная с дневного двухчасового выпуска, программа будет уже нормальной.
— Ага, — Майонез кивнул. — Логично.
Сева закатил глаза.
— Позвонить в метеоцентр? — услужливо предложила я, намекая на то, что Майонез минуту назад проклинал погоду.
— А ты работать вообще-то собираешься? — ответил он мне. — Или будем дурака валять всегда?
— Собираюсь. Я хотела…
В отдел шумно, как всегда, ворвалась Лида Мещерякова:
— Вы видели? Видели? Она совсем с ума
