Фред Варгас - Мертвые, вставайте!
– Я его сосед, – сказал Марк. – Я видел, как вы звонили. Могу я чем-нибудь помочь?
Марк запыхался и продолжал сжимать в руке свою ручку. Тип взглянул на него с интересом и даже, как показалось Марку, с некоторой надеждой.
– Благодарю вас, – ответил тип, – я хотел повидать Пьера Реливо, но его нет дома.
– Зайдите вечером, – сказал Марк. – Он возвращается к шести-семи часам.
– Нет, – сказал тип, – домработница сказала мне, что он уехал на несколько дней в командировку, и она не знает, ни куда он поехал, ни когда вернется. Может быть, в пятницу или субботу. Она не может сказать. Такая досада, я ведь приехал из Женевы.
– Если хотите, – предложил Марк, испугавшись при мысли, что его ничтожное событие может исчезнуть, – я попытаюсь навести справки. Уверен, что смогу очень быстро получить нужную информацию.
Тип колебался. Словно спрашивал себя, с чего это Марк вмешивается в его дела.
– У вас есть телефонная карточка? – спросил Марк.
Тип кивнул и без особого сопротивления последовал за ним к телефонной кабине на углу улицы.
– Дело в том, что у меня нет телефона, – объяснил Марк.
– Ясно, – сказал тип.
В кабине, присматривая за тощим одним глазом, Марк позвонил в справочную и попросил номер телефона комиссариата тринадцатого округа. Ручка пришлась кстати. Записав номер на руке, он позвонил Легенеку.
– Инспектор, позовите дядю, это срочно.
Марк полагал, что слово «срочно» – ключевое и решающее, если хочешь чего-либо добиться от полицейского. Через несколько минут в трубке раздался голос Вандузлера.
– Что стряслось? – спросил Вандузлер. – Ты что-то обнаружил?
Тут Марк сообразил, что он вовсе ничего не обнаружил.
– Не думаю, – сказал он. – Но ты спроси у своего бретонца, куда уехал Реливо и когда он вернется. Он ведь должен был предупредить полицию о своем отъезде.
Марк подождал несколько минут. Он нарочно оставил дверь кабины открытой, чтобы тип слышал все, что он говорит, и тот не выглядел удивленным. Значит, о смерти Софии Симеонидис ему было известно.
– Записывай, – начал Вандузлер. – Он уехал утром в командировку в Тулон. Это не басня, в министерстве подтвердили. День его возвращения неизвестен, все зависит от того, как там пойдут дела. Он может вернуться завтра, может и в понедельник. В случае крайней надобности полиция может связаться с ним через министерство. Но не ты.
– Спасибо, – сказал Марк. – А у тебя что?
– Идет усиленная разработка любовницы Реливо, Элизабет, если помнишь. Ее отец уже десять лет за решеткой за то, что исполосовал ножом предполагаемого любовника своей жены. Легенек думает, что у них, возможно, вся семейка горячая. Он снова вызвал Элизабет и работает с ней в этом направлении, чтобы разобраться, что ей ближе. Отцовский пример или материнская модель.
– Прекрасно, – сказал Марк. – Скажи своему бретонцу, что в Финистере бушует буря, может, это его развлечет, раз он любит бури.
– Он уже знает. Он мне сказал: «Все суда на приколе. Ждут еще восемнадцать, которые остались в море».
– Отлично, – сказал Марк. – Пока.
Марк повесил трубку и вернулся к худому типу.
– У меня есть нужная информация, – сказал он. – Пойдемте со мной.
Марк решил затащить типа к себе, чтобы разузнать, чего же он хочет от Пьера Реливо. Наверняка что-нибудь по работе, но вдруг. Для Марка Женева непременно означала что-то связанное с работой, к тому же весьма нудное.
Тип следовал за ним все с тем же слабым проблеском надежды в глазах, чем заинтриговал Марка. Усадив его в трапезной, он достал две чашки и поставил греться кофе, затем взял швабру и хорошенько стукнул в потолок. С тех пор как они усвоили привычку звать таким способом Матиаса, стучали всегда в одно и то же место, чтобы не портить весь потолок. Ручка швабры оставляла на штукатурке вмятинки, и Люсьен говорил, что ее надо обмотать тряпкой. До сих пор это не было сделано.
Тем временем тип, поставив портфель на стул, рассматривал прибитую к стойке камина пятифранковую монету. Из-за этой монеты Марк, несомненно, и приступил без предисловий к главному.
– Мы ищем убийцу Софии Симеонидис, – сказал он, будто это могло объяснить пятифранковую монету.
– Я тоже, – ответил тип.
Марк разлил кофе. Они вместе сели за стол. Так вот оно что. Он знал, и он искал. Опечаленным он не выглядел, значит, София не была ему близка. Выходит, искал он по другой причине. В комнату вошел Матиас и, чуть кивнув головой, уселся на скамью.
– Матиас Деламар, – представил его Марк. – А я Марк Вандузлер.
Типу пришлось представиться тоже.
– Меня зовут Кристоф Домпьер. Я живу в Женеве.
И он протянул визитку, как уже делал несколько минут назад.
– Вы были очень любезны, что навели для меня справки, – продолжал Домпьер. – Когда он возвращается?
– Он в Тулоне, но министерство не может назвать дату его возвращения. Между завтрашним днем и понедельником. Все зависит от работы. Мы в любом случае не можем с ним связаться.
Тип кивнул и прикусил губу.
– Очень досадно, – сказал он. – Вы расследуете смерть госпожи Симеонидис? Вы не… из полиции?
– Нет. Она была нашей соседкой, и мы принимали в ней участие. Мы надеемся на успех.
Марк чувствовал, что произносит правильные слова, и взгляд Матиаса это подтвердил.
– Господин Домпьер тоже ищет, – сказал он Матиасу.
– Что? – спросил Матиас.
Домпьер внимательно посмотрел на него. Спокойные черты Матиаса, морская синева его глаз, должно быть, внушали доверие, и Домпьер сел поудобнее и снял пальто. Всего лишь на долю секунды выражение лица неуловимо меняется, и становится понятно, что человек решился. Марк отлично умел улавливать эту долю секунды и считал, что это куда проще, чем заставить камешек катиться вверх по тротуару. Домпьер только что решился.
– Может быть, вы окажете мне услугу, – сказал он. – Дадите мне знать, как только вернется Пьер Реливо. Вас это не затруднит?
– Нисколько, – признал Марк. – Но чего вы от него хотите? Реливо утверждает, что ничего не знает об убийстве жены. Полиция следит за ним, но пока ничего серьезного у них на него нет. Вам что-то известно?
– Нет. Я надеюсь, что ему кое-что известно. Например, кто-то, может быть, навестил его жену.
– Вы не очень внятно выражаетесь, – сказал Матиас.
– Дело в том, что я и сам еще не знаю, – объяснил Домпьер. – Я подозреваю. Подозреваю уже пятнадцать лет, и смерть госпожи Симеонидис дает мне надежду отыскать то, чего мне недостает. То, о чем полиция в свое время и слушать не пожелала.
– В какое время?
Домпьер заерзал на стуле.
– Пока я не могу рассказать, – сказал он. – Я ничего не знаю. Не хочу совершить ошибку, это слишком серьезно. И не хочу, чтобы в это вмешивались полицейские, понимаете? Никаких полицейских. Если у меня получится и я найду связующее звено, я пойду к ним. Или, скорее, напишу. Не хочу их видеть. Пятнадцать лет назад они причинили много горя мне и моей матери. Они нас не послушали, когда все случилось. Нам, правда, почти нечего было сказать. У нас была только наша скромная убежденность. Наша жалкая уверенность. А для полицейских это не в счет.
Домпьер махнул рукой.
– Похоже, я впадаю в сентиментальность, – сказал он, – до которой вам в любом случае нет дела. Но у меня еще осталась моя жалкая уверенность плюс уверенность моей матери, хотя ее нет в живых. Так что теперь их у меня две. И я не позволю какому-нибудь легавому отмахнуться от них. Нет, ни за что на свете.
Домпьер умолк и по очереди оглядел их.
– Вы – ладно, – сказал он, закончив осмотр. – Думаю, вы не из тех, кто отмахивается. Но лучше немного подождать, прежде чем просить у вас поддержки. В прошлые выходные я ездил в Дурдан, к отцу госпожи Симеонидис. Он открыл мне свои архивы, и мне кажется, кое-что я там обнаружил. Я оставил ему свои координаты на случай, если он найдет новые документы, но он, кажется, совсем меня не слушал. Он раздавлен. А убийца по-прежнему от меня ускользает. Я ищу одно имя. Скажите, вы давно ее соседи?
– С двадцатого марта, – сказал Матиас.
– Выходит, совсем недолго. Она, конечно, не стала бы с вами откровенничать. Она пропала двадцатого мая, не так ли? А не заходил ли к ней кто-нибудь перед этой датой? Кто-нибудь, кого она не ждала? Я говорю не о старых друзьях или светских знакомых, а о том, кого она не думала больше никогда увидеть или даже вовсе не знала?
Марк и Матиас покачали головой. Они не успели близко узнать Софию, но можно спросить у других соседей.
– Хотя один весьма неожиданный визит она получила, – сказал Марк, нахмурившись. – Вернее, не визит, а нечто другое.
Кристоф Домпьер закурил сигарету, и Матиас отметил, что его худые руки слегка дрожат. Матиас решил, что этот тип мог бы ему понравится. Он находил его слишком худым, некрасивым, но Домпьер был упрям, он следовал своей цели, своему скромному убеждению. Как и он сам, когда Марк подшучивал над ним, называя его охотником на зубра. Этот тщедушный тип не опустит свой лук, можно быть уверенным.
