Фред Варгас - Мертвые, вставайте!
Около пятнадцати часов он увидел Жюльет, которая бежала домой, прикрывшись от ливня коробкой, а следом с непокрытой головой неторопливо вышагивал Матиас, направляясь к дому. По понедельникам он часто помогал Жюльет запасаться продуктами для «Бочки» на неделю. На нем сухой нитки не осталось, но такого, как Матиас, этим не проймешь. Прошла еще одна дама. Потом, четверть часа спустя, какой-то тип. Прохожие спешили, ежась под дождем. Матиас постучал в его дверь, чтобы одолжить ластик. Он даже волосы не высушил.
– Что это ты делаешь у окна? – спросил он.
– У меня задание, – устало ответил Марк. – Комиссар поручил мне отслеживать любые происшествия. Вот я и отслеживаю.
– В самом деле? Какое именно?
– Неизвестно. Нечего говорить, что никакого происшествия и не будет. Они нашли два волоса Софии в багажнике машины, которую брала Лекс.
– Дерьмово.
– И не говори. Но крестного это забавляет. Смотри-ка, почтальон.
– Хочешь, я тебя сменю?
– Благодарю. Я привык. Я один здесь ничего не делаю. Поэтому я на задании, пусть и на дурацком.
Матиас положил ластик в карман, а Марк остался на своем посту. Дамы, зонтики. Конец занятий в школе. Прошла Александра с маленьким Кириллом. И даже не посмотрела в сторону лачуги. Да и зачем ей смотреть?
Незадолго до шести часов припарковал машину Пьер Реливо. Его машину тоже уже исследовали. Он сильно хлопнул садовой калиткой. Допросы никого не приводят в хорошее настроение. Он, должно быть, опасался, что про любовницу, которую он содержит в тринадцатом округе, узнают у него в министерстве. По-прежнему неизвестно, когда состоится погребение злосчастных останков Софии. Их все еще нельзя было забрать. Но Марк не ожидал, что Реливо раскиснет на похоронах. Он выглядел озабоченным, но не сраженным смертью жены. По крайней мере, если он и был убийцей, то не пытался ломать комедию – тактика не хуже любой другой. Около половины седьмого вернулся Люсьен. Конец затишью. Потом – промокший до нитки Вандузлер Старший. Марк расслабил затекшие мышцы. Ему вспомнилось, как они следили за полицейскими, копавшими под деревом. О дереве уже и думать забыли. Однако все началось с него. И у Марка оно не шло из головы. Дерево.
Пропащий день. Ни происшествия, ни самого завалящего случая, ни малейшего голубиного дерьма, вообще ничего.
Марк спустился вниз отчитаться перед крестным, разводившим огонь, чтобы обсушиться.
– Ничего, – сказал он. – Я битых пять часов тупо пялился в пустоту. А у тебя? Как допросы?
– Легенек начинает придерживать информацию. Хоть мы и друзья, у него своя гордость. Он топчется на месте, вот и не хочет, чтобы все это видели. Учитывая мое прошлое, его доверие ко мне, несмотря ни на что, отнюдь не безгранично. И потом он же теперь получил повышение. Его раздражает, что я все время путаюсь у него под ногами, ему кажется, что я веду себя вызывающе. Особенно когда я посмеялся над волосами.
– А почему ты посмеялся?
– Тактика, юный Вандузлер, тактика. Бедный Легенек. Он-то думал, что нашел настоящую преступницу, и вот у него полдюжины потенциальных преступников, в равной степени подозрительных. Надо будет пригласить его перекинуться в картишки, пусть расслабится.
– Полдюжины? Появились новые претенденты?
– Я дал понять Легенеку, что если бедняжка Александра оказалась первой подозреваемой, это еще не повод совершать оплошность. Не забывай, что я пытаюсь его притормозить. В этом все дело. Я нарисовал ему целую кучу других убийц, которые вполне подходят на эту роль. Ему понравилось, как Реливо держался сегодня днем. Пришлось мне добавить свою ложку дегтя. Реливо уверяет, что не притрагивался к машине жены. Что отдал ключи Александре. Ну и мне пришлось сказать Легенеку, что дубликат ключей он припрятал. И я их ему принес. Ну? Что скажешь?
В камине, потрескивая, разгоралось пламя, а Марк всегда любил этот краткий миг беспорядочного воспламенения, вслед за которым рушились сложенные дрова и огонь становился ровным, – стадии не менее завораживающие, хотя и по-другому. Спустился вниз Люсьен, чтобы погреться. Стоял июнь, но по вечерам в комнатах наверху мерзли пальцы. У всех, кроме Матиаса, который явился с голым торсом готовить обед. Торс у Матиаса был мускулистый, но почти безволосый.
– Потрясающе, – сказал Марк с сомнением. – И как ты раздобыл эти ключи?
Вандузлер вздохнул.
– Понятно, – сказал Марк. – Ты взломал дверь в его отсутствие. У нас из-за тебя будут неприятности.
– Ты сам давеча стащил зайца, – парировал Вандузлер. – Трудно отделаться от своих привычек. Мне хотелось оглядеться. Найти хоть что-нибудь. Какие-то письма, счета, ключи… Реливо осторожен. Дома – ни единой компрометирующей бумажки.
– Как ты нашел ключи?
– Проще простого. За томом «С» Большого Ларусса девятнадцатого века. Чудо, а не словарь. То, что он припрятал ключи, не значит, что он виновен, поверь мне. Может быть, он перетрусил, вот и предпочел сказать, что у него никогда не было дубликата.
– Почему тогда их не выбросить?
– В такие смутные времена машина, от которой у тебя якобы нет ключей, может оказаться кстати. Его собственную машину исследовали. Ничего не обнаружили.
– А любовница?
– Уступает натиску Легенека. Святой Лука поставил неверный диагноз. Девица не довольствуется Пьером Реливо, а использует его. Он дает средства к существованию ей и ее сердечному дружку, который не стыдится убираться из дома, когда Реливо проводит с ней выходные. По мнению девицы, этот осел Реливо ни о чем не догадывается. Однажды оба они случайно столкнулись. Он решил, что это ее брат. Ее такое положение устраивает, и я правда не вижу, к чему ей замужество, которое лишит ее свободы. И не понимаю, что мог бы выиграть при этом сам Реливо. София Симео-нидис была для него куда полезней, чтобы помочь ему попасть в те социальные круги, к которым он стремится. И все-таки я намекнул, что девица – ее зовут Элизабет – могла врать с начала до конца: не исключено, что она жаждет выйти за Реливо, освободившегося от жены и получившего наследство. Ей бы удалось женить его на себе, ведь она недурна, гораздо моложе его и удерживает его при себе уже шесть лет.
– А кто же другие подозреваемые?
– Я, конечно, обвинил мачеху Софии и ее сына. Они обеспечивают друг другу алиби на ту ночь в Мезон-Альфоре, но ничто не мешает предположить, что один из них мог отлучиться. Дурдан ведь недалеко. Ближе, чем Лион.
– Это еще не полдюжины, – сказал Марк. – Кого еще ты сдал Легенеку на растерзание?
– Ну, в общем, святого Луку, святого Матфея и тебя. Это его займет.
Марк вскочил, а Люсьен только улыбнулся.
– Нас? Да ты свихнулся!
– Ты ведь хочешь помочь бедной девочке?
– Черта с два! И ей это не поможет! Из-за чего, по-твоему, Легенеку нас подозревать?
– Да запросто, – вмешался Люсьен. – Трое мужчин тридцати пяти лет, без руля и без ветрил, живут в хаотической лачуге. Отлично. Иными словами – подозрительные соседи. Один из трех типов увел даму на прогулку, зверски изнасиловал ее и убил, чтобы она не проболталась.
– А как же полученная ею открытка? – крикнул Марк. – Открытка со звездой и назначенное свиданье? Ее тоже мы отправили?
– Это несколько усложняет дело, – согласился Люсьен. – Допустим, дама рассказывала нам о Стелиосе и об открытке, полученной тремя месяцами ранее. Чтобы объяснить нам свои страхи и уговорить нас выкопать яму под деревом. Ведь мы ее выкопали, не забывай.
– Можешь быть уверен, что я-то помню о чертовом дереве!
– Итак, – продолжал Люсьен, – один из нас использует эту грубую уловку, чтобы выманить даму из дома, перехватывает ее на Лионском вокзале, куда-нибудь увозит, и свершается драма.
– Но София никогда не говорила нам о Стелиосе!
– Полиции на это наплевать! У нас есть только наше слово, а оно не в счет, когда сидишь в дерьме.
– Прекрасно, – сказал Марк, дрожа от ярости. – Прекрасно. У крестного просто потрясающие идеи. А он сам? Почему не он? С его-то прошлым и его в разной степени достославными пинкер-тоновскими и любовными похождениями он хорошо вписался бы в картину. Что скажешь, комиссар?
Вандузлер пожал плечами.
– Знай, что насиловать женщин начинают не в шестьдесят восемь лет. Это случилось бы раньше. Все полицейские в курсе дела. Тогда как от одиноких тридцатипятилетних мужчин, которые малость не в себе, можно ждать чего угодно.
Люсьен расхохотался.
– Сногсшибательно! Вы сногсшибательны, комиссар. Ваши подсказки Легенеку здорово меня повеселили.
– А меня – нет, – сказал Марк.
– Потому что ты чистоплюй, – Люсьен похлопал его по плечу. – Не можешь смириться с тем, что твой образ замарают. Но, мой бедный друг, твой образ здесь совершенно не при чем. Надо спутать им карты. Легенек ничего не может нам сделать. Но зато у него уйдет целый день, чтобы узнать нашу подноготную, наши передвижения и подвиги, да еще двое его подручных будут заниматься пустяками. И то хлеб!
