Часы смерти - Джон Диксон Карр
Раздался вопль. Вопль, больше похожий на плач кролика в силке, чем на крик человека. От этого звука у Мельсона, спешившего, спотыкаясь, по лестнице вслед за Хэдли, подогнулись ноги. Вопль повторился.
– Нет, – произнес довольный голос, – убежать не получится, сам видишь. В комнате только четыре стены, и ты загнан в угол. Знаешь, я был дураком, когда всадил тому банкиру четыре пули в голову. Но опять же, я ничего не имел против него лично.
Сопя носом от мучительной одышки, Хэдли взлетел на последнюю ступеньку. В пороховом дыму неясно маячили бледные лица, лица, которые не двигались, а лишь наблюдали, перекошенные и потрясенные. Через открытую двойную дверь Мельсон увидел спину Стенли. За ней он разглядел лицо, в котором уже не было ничего человеческого. Извивающаяся фигурка дрожала всем телом, простирала руки, пыталась втиснуться в высокую расписную ширму, когда Стенли надвинулся на нее.
– Эта, – проговорил Стенли, – для твоего брюха. – Он поднял пистолет.
Вопли прекратились.
– Уберите его, – прошептал неузнаваемо изменившийся голос. – Я все расскажу. Я убил Эймса. Да, я убил Эймса, будьте вы все прокляты! Я убил Эймса и признаюсь в том. Только, ради всего святого, уберите его!
Голос в отчаянии сорвался на крик. Серое лицо поднялось и в напряжении замерло над нарисованными языками пламени. Потом челюсть бессильно отвисла, и Кальвин Боскомб рухнул на ширму, потеряв сознание.
Какое-то мгновение Стенли стоял неподвижно, потом он судорожно вздохнул и убрал пистолет в карман. Он повернул помертвевшее лицо к доктору Феллу, который медленно прошел через комнату и остановился у подобия человека, лежащего на полу с зияющим ртом.
– Ну? – тяжело спросил Стенли. – Все было нормально? Он раскололся.
– Это было чертовски великолепно сыграно, – ответил доктор Фелл, сжав его плечо, – и мы не смогли бы придумать ничего лучше. Только, ради бога, не нужно больше этих холостых выстрелов, а то вы поднимете на ноги всю округу.
Он повернулся к Хэдли.
– Боскомб цел и невредим, – добавил доктор. – Он доживет до виселицы. Интересно, что он теперь думает о «реакции человека, который стоит на пороге смерти»?
Глава двадцать вторая
Истина
«Дейли сфер»: «Блестящая стратегия отставного полицейского, мстящего за убийство старого товарища!» «Дейли баннер»: «Очередной триумф Скотленд-Ярда, поверившего опороченному главному инспектору». «Дейли трампетер»: «Фотографии. Слева: главный инспектор Дэвид Хэдли, безошибочно нашедший верное решение за двадцать четыре часа, и помощник комиссара, достопочтенный Джордж Беллчестер. Справа: мистер Питер Э. Стенли, герой дня, который, к сожалению, не смог дать интервью, поскольку отправился в длительный морской круиз для поправки здоровья».
«Дейли трампетер» писала в своей передовице: «Вновь была наглядно продемонстрирована высокая надежность наших стражей порядка, даже тех, кто уже не связан с этим учреждением, но и в отставке продолжает хранить верность своему призванию. Только в Британии, с гордостью заявляем мы, могло произойти…»
– Что же, черт возьми! – проворчал доктор Фелл. – Только так и можно было сохранить им лицо. Налейте себе еще стаканчик пива.
Но коль скоро рассказ этот не только о сохранении чьих-то лиц, а об убийстве, совершенном человеком, который считал себя безгранично хитроумным, в поисках разъяснения мы должны обратиться к разговору, состоявшемуся тем же утром в предрассветные часы в комнате доктора Фелла в отеле на Грейт-Рассел-стрит. Хэдли необходимо было тайно ознакомиться с деталями своего триумфа, поэтому он и Мельсон составляли всю аудиторию, к которой обратился доктор.
Было уже за полночь, когда он начал, поскольку дел в доме Карвера оставалось много (нужно было заполучить подпись Боскомба на признании, засвидетельствованную должным образом, прежде чем он придет в себя настолько, чтобы попробовать все отрицать). Но теперь все хлопоты остались позади, в камине горел яркий огонь, мягкие стулья были расставлены полукругом, и под рукой стояли ящик пива, две бутылки виски и коробка сигар. Доктор Фелл с довольной улыбкой обозрел свое жилище и приготовился рассказывать.
– Я не шучу, – начал он, – когда говорю о своем искреннем сожалении по поводу того, что мне пришлось до самого конца обманывать вас. Я должен был постоянно ронять намеки на то, что убежден в невиновности Боскомба, причем не только вам, но и ему самому. Вспомните сегодняшнее утро, когда мы появились в его комнате и обнаружили пропажу часов, которые он сам у себя украл. Сразу после этого я сказал вам, что пережил один из самых тяжелых спектаклей в своей жизни. Когда мне пришлось стоять там и говорить любезности этому дьяволу с рыбьей кровью, слова застревали у меня в горле, как касторка. Но это было необходимо. Если он является самым подлым убийцей из всех, с какими мне приходилось сталкиваться, он также и один из самых умных. Он не оставил после себя абсолютно ничего, за что можно было бы зацепиться. И единственной возможностью поймать его была та, которую я использовал. Сегодня утром вы находились в таком состоянии, что, поделись я с вами своими мыслями, вы бы немедленно попытались все проверить, и он бы понял, что попал под подозрение. Тогда бы он снова начал юлить и выкручиваться и, уж конечно, угадал бы ловушку, которую я готовил для него с помощью Стенли. Боскомб не боялся закона, он боялся Стенли. Его самым большим кошмаром было то, что изнуренный рассудок последнего обратится против него и чудовищные когти его растерзают. Это единственное, чего он страшился, и я сумел это увидеть.
– Но алиби… – запротестовал Мельсон. – Хастингс видел… и почему он?..
– Погодите минутку, – вмешался Хэдли, разложивший свой блокнот на колене. – Давайте-ка по порядку. Когда вы впервые его заподозрили?
– Вчера ночью. В душе я не был убежден до сегодняшнего утра, до того момента, когда мы узнали, что часы-череп исчезли. Окончательно я в этом уверился, лишь когда поднялся наверх перед самым обедом (вас я тогда предусмотрительно не пригласил с собой) и обнаружил отодвигающуюся панель в стене прохода, которая также была и стеной его спальни. Там должна была существовать такая панель, иначе рассказ Полла о лунном свете в проходе лишался всякого смысла.
Но мы разберем все по порядку. Впервые в
