Часы смерти - Джон Диксон Карр
– Вы посылали за мной? – медленно спросил он и широко открыл глаза.
– Верно. Садитесь. Мистер Стенли, сегодня днем некоторые обвинения… предположения… были сделаны в ваш адрес…
Стенли сел, положил руки на колени и растопырил крупные пальцы. Мельсон увидел, что на самом деле он не улыбался, у него просто непроизвольно кривились губы. Он сидел неподвижно, как восковая фигура, сознание своей силы и чувство опасности были уравновешены в нем, и он становился все напряженнее в белом свете лампы. Неожиданно он наклонился вперед:
– Что вы хотите сказать? Что за обвинения?
– Вы знали покойного инспектора Джорджа Эймса?
– Знал… когда-то.
– Но вы не узнали его, когда увидели мертвым прошлой ночью?
– Нет, не узнал, – ответил Стенли, еще больше подаваясь вперед. – Вспомните, как он тогда выглядел. Симпатичный, правда? Да.
Он захохотал.
– Но я полагаю, свой собственный почерк вы узнаете, если увидите?
Впечатление было такое, будто Фелл щелкнул бичом перед самым лицом собеседника. Стенли дернулся назад. И тут Мельсон понял. Он понял, кого Стенли напоминал ему с той самой минуты, как появился в гостиной. Мягкие движения, несмотря на большой вес, злобное рычание в голосе, пустой, не поддающийся определению взгляд, встречающий ваши глаза, быстрые подергивания. Они были в клетке, где между ними и дверью сидело нечто.
– Узнáю ли я свой собственный почерк? – резко переспросил он. – Какого черта! Что вы имеете в виду? Конечно я знаю свой почерк. Вы что, за лунатика меня принимаете?
– Значит, это вы написали?
Фелл опустил руку в карман, достал сложенное письмо и перебросил его Стенли. Письмо упало тому на колени, но он к нему не прикасался.
– Прочтите его!
Опять удар бича. Стенли взял письмо в руки, медленно развернул его.
– Вы писали это?
– Нет.
– Это ваша подпись?
– Говорю вам, я не писал этого и никогда не видел раньше. Вы, наверное, считаете, что я лгу?
– Подождите, пока услышите, что люди говорят, Стенли. Я вам друг, вы это знаете, иначе вы бы от меня ничего не узнали. Послушайте, что говорят люди.
– Говорят? – Он немного отодвинулся назад. – Что они говорят?
– Что вы сумасшедший, друг мой. Сумасшедший. Что в голове у вас живет маленький червячок, который съел весь ваш мозг…
Пока доктор Фелл говорил, Стенли наклонился вперед, чтобы бросить письмо на стол. От него сильно пахло сырой одеждой и бренди. Когда волосатая рука вытянулась вперед, ульстер слегка распахнулся, и Мельсон увидел что-то в кармане…
Стенли принес с собой пистолет.
– Сумасшедший, – повторил доктор Фелл. – Потому-то вы и убили Джорджа Эймса.
Какую-то секунду Мельсон думал, что это проклятое нечто собирается броситься на них. Оно откинулось на спинку стула и словно выросло в размерах.
– Но чтобы показать вам, что` я думаю о вашем мозге, – продолжал доктор Фелл, глядя прямо в круглые желтоватые глаза, то сужающиеся, то расширяющиеся, – я намерен сообщить вам, в чем состоят улики против вас. Вы узнаете, что о вас думает один человек, с которым я беседовал…
Вчера ночью, когда Эймс поднимался по лестнице, вы не могли выйти в холл через двойные двери. Мы это знаем и признаем.
Но в свидетельских показаниях имеется одно очень странное обстоятельство, самое странное и необъяснимое из всех, какие у нас есть. Человек, оказавшийся снаружи в темном холле, видел узкую полоску лунного света. Дверь в проход – тот проход, что ведет на крышу, – была открыта, вы понимаете это? И в этом проходе он видел лунный свет. Он утверждал, что свет проникал туда через люк в крыше. Но это следует признать невозможным, потому что люк был накрепко заперт и никто не мог бы его открыть. Обратите внимание, что он сказал «полоска» – не пятно или квадрат, как получилось бы при открытом люке, а узкая полоска… как, скажем, от проема в одной из тех секретных стенных панелей, которых, насколько нам известно, в доме имеется с полдюжины.
Вспомните расположение комнат: спальня вашего друга находится слева и ее стена является одновременно стеной прохода, ведущего на крышу. Примечательно также, что вы были в темно-сером костюме и могли незаметно выскользнуть из-за ширмы, тоже, кстати, стоявшей слева, проникнуть в спальню и, отодвинув панель в стене, выбраться наружу. Заметьте, что луна светит в задние окна дома. Лунный свет падал в спальню и через приоткрытую панель в стене проник и в проход, когда вы выскользнули туда, открыли изнутри защелку на двери и нанесли Эймсу смертельный удар на лестничной площадке!.. Вот что, по словам вашего врага, вы сделали, если только вы не сумеете заставить его изменить свои показания, и его имя…
– Берегитесь! – закричал Хэдли.
Они еще слышали голос Фелла, когда огромная рука Стенли метнулась вперед и сбросила лампу со стола. На мгновение ослепнув, они увидели в неверном свете огня, пылавшего в камине, глаза Стенли, тусклый отблеск металла в его руке и услышали вздох, больше похожий на всхлип.
– Назад! – выдохнул Стенли. – Я сам с ним…
Он повернулся и бросился из комнаты, его огромная тень в дверном проеме заслонила свет из холла. Дверь с грохотом закрылась, и свет пропал. Хэдли рванулся к дверной ручке, и в этот момент ключ повернулся в замке.
– Он запер нас… – Кулаки Хэдли забарабанили по двери. – Беттс! Вы там! Вы все… задержите его… откройте здесь! Фелл, во имя Господа, вы выпустили на волю маньяка… Беттс! Вы что, не можете его остановить…
– Доктор… Фелл… он приказал его не останавливать! – прокричал голос снаружи. – Вы говорили… Он забрал ключ с собой!
– Ты, чертов идиот, останови его! Сделай что… Спаркл! Ломайте дверь!
Что-то тяжелое врезалось в нее снаружи. Кряканье, потом еще удар. Сверху донесся вопль, потом прогремел пистолетный выстрел.
Они услышали второй выстрел как раз перед тем, как замок с раздирающим уши скрежетом вылетел, и гигантская фигура констебля рухнула на колени в распахнувшуюся дверь. Хэдли оттолкнул дверь ногой, протиснулся в холл и метнулся к лестнице, Мельсон – за ним. Во всем доме хорошо был слышен чей-то голос. Голос говорил громко, но очень спокойно и ровно, и казался довольным:
– Видишь ли, они считают меня сумасшедшим, поэтому я могу убивать тебя медленно, не подвергаясь ни малейшей опасности. Я могу убить тебя независимо от того, скажешь ты правду или нет; это я еще не решил. Но одна пуля в ногу, одна в живот, одна в шею – вся хитрость в том, что
