Часы смерти - Джон Диксон Карр
– Нет там никакого потайного хода, глупенький. Только эти тайники. Я своим не пользовалась… – она открыто посмотрела на главного инспектора, и в ее глазах появилась жесткость, – с детства. Пользоваться им теперь? Благодарю покорно. Теперь нет.
Хэдли заметил, как искривилась ее верхняя губа.
– Почему же нет? Извините мое любопытство, но мне как раз казалось…
– Интересно, что именно? Да, раньше я им пользовалась часто. Сначала – когда была совсем маленькой и мне хотелось спрятать пакетик конфет; потом – когда мне исполнилось пятнадцать и появился один мальчик, рассыльный из магазина в Холборне – магазинчик, кстати, до сих пор там стоит, – она улыбнулась, – который одно время писал мне письма… Ну, были и другие случаи… – Она вспыхнула и торопливо прогнала вернувшиеся воспоминания. – Миссис Стеффинз знала об этом. Она знала, где я стану их прятать. Помню, как-то она дико выдрала меня по поводу одного из этих писем. С тех пор я поумнела и уже не пыталась спрятать там то, что хотела сохранить в секрете.
– А кто-нибудь еще знает о вашем тайнике?
– Насколько мне известно, нет. Разве что услышали о нем от кого-нибудь. Может быть, от самого Джея. – Она вдруг вскинула на него глаза. – А почему вы спрашиваете? Что-нибудь не так?
Хэдли улыбнулся. В улыбке чувствовалась его недавняя жесткая непреклонность.
– Да нет, насколько это касается вас, все, безусловно, в порядке, – заверил он ее. – Но если можно, я бы хотел услышать от вас более определенный ответ. Это может оказаться весьма важным.
– Мм… Я по-прежнему не могу вспомнить… Погодите-ка. Возможно, Лючия Хандрет знает. – Элеонора постаралась, чтобы ее голос не звучал враждебно. – Дон сказал мне сегодня, что она его двоюродная сестра. Хотя мне кажется, он мог бы сделать это и раньше, мог бы больше мне доверять…
– Ну-ну-ну! – торопливо вмешался Хастингс. – Чего тебе сейчас не хватает, так это еще одной…
– Ты думаешь, это имеет для меня какое-то значение? – спросила она несколько напряженно. – Да пусть твой отец ограбил бы пятьдесят банков и перестрелял там всех директоров, или травил людей… или еще что-нибудь совершил – мне все равно! И в конце концов, ты всего лишь двоюродный брат этой женщине. Даже и не родственник в собственном смысле слова. – Она замолчала, совсем смешавшись, и попробовала отмахнуться от этой темы, как смахнула бы крошки со стола – то есть многие пропустив. – Что я там говорила о тайниках? Ах да. Она, возможно, знает, потому что, если не ошибаюсь, у нее в комнате есть какое-то приспособление – забыла, как оно называется, – но, кажется, она меня спросила как-то, нет ли у меня в комнате укромного местечка, и… я не помню точно, сказала я ей или нет. Мисс Лючии Мицци Хандрет пора насыпать яду в кофе.
– Ну-ну! – воскликнул Хастингс, торопливо потянувшись за своей кружкой.
– Я продолжаю, мисс Карвер. Есть в доме кто-нибудь, кто ненавидит вас?
Она посмотрела на него изумленно.
– Ненавидит меня? А, вы говорите о миссис… Послушайте, что вы имеете в виду? Что вы задумали? Ненавидит меня? Нет. Меня любят. – Она добавила довольно испуганно: – Разве нет? Иногда мне даже казалось, что тот, кто мне нравится… любит меня слишком сильно. – Она в нерешительности замолчала, глядя внутрь себя. – О чем вы говорите? Я по вашему лицу вижу, это что-то ужасное…
– Так, спокойно. Я хочу, чтобы вы сначала перебрали в уме всех домашних. Внимательно разберите каждого по очереди, а потом я скажу вам нечто, что вы должны знать…
Он выдержал паузу, чтобы она поняла, что от нее требуется. Мельсону тоже нужно было время, чтобы понять все до конца, заглянуть в каждый уголок версии доктора Фелла – исследовать ее возможности и чудовищную подоплеку. «Коварнейший дьявол в невинном обличье…» – все банальные, избитые выражения на эту тему одно за другим проплыли в его сознании; и из-за этой своей обыденности, привычности они показались ему еще ужаснее.
Дрова в камине затрещали. Мельсон поежился. Хэдли начал свой рассказ.
Много позже главный инспектор утверждал, что, если бы он не сделал упор на некой части своего рассказа, которую по самой природе имевшихся улик он не мог не выделить, они уже тогда могли бы увидеть проблеск истины. Но это спорный вопрос. Излагая дело, Хэдли был тактичен, он постоянно давал понять, что ни разу не усомнился в невиновности Элеоноры. Но еще задолго до конца рассказа Хастингс с проклятием вскочил и обрушил на каминную полку град бешеных ударов. Элеонора, бледная и дрожащая, сидела очень тихо.
Она долго не могла произнести ни слова, но с каждой минутой в ее глазах росла и крепла какая-то уверенность. Когда Хастингс опять подошел к столу и сел, обхватив голову руками, она повернулась к нему с каменным лицом и спросила сквозь плотно сжатые зубы:
– Ну, что ты теперь о ней скажешь?
Молчание. Хастингс поднял глаза:
– Скажу? О ком скажу?
– Не притворяйся, – ровным, безжизненным голосом сказала она. Затем ее вдруг охватила ярость. – Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Знаешь ты, знают вообще все. Я сказала, что мисс Лючии Мицци Хандрет пора насыпать яду. Я была не права. Ее надо повесить. Я знала, что она меня не любит, но никогда не думала, что она может дойти до такого.
– Все, что я знаю, – ответил Хастингс тихим подрагивающим голосом, – это то, что я свой долг с полиции получил. Если бы не вы, сэр… – Он повернулся к доктору Феллу. – Боже! Это не укладывается в голове. Давай сначала во всем разберемся, девочка моя. Это не могла быть Лючия. Тут, должно быть, какая-то ошибка. Ты ее не знаешь…
– Прекрасно. Защищай ее! – воскликнула Элеонора. Она вся напряглась и дрожала, и вдруг слезы хлынули у нее из глаз. – Именно так она и говорила, грязная доносчица, ведь правда? Я не буду как она. Я не стану стоять со спокойной физиономией и подбрасывать гладкие, сдержанные, насквозь гнилые замечаньица, да еще задирать нос при этом. Я этой подлючке все глаза выцарапаю, она у меня походит с синяками! – Ее так трясло, что сбитый с толку Хастингс неуклюже обнял ее одной рукой. Она сбросила его руку и отвернулась, а потом резко придвинулась к Хэдли, глядя на него с холодным бешенством. – Вы все понимаете, не так ли? Кто постоянно
