Часы смерти - Джон Диксон Карр
Неужели мой ученый друг не увидел очевидной простоты этого ответа? Да ведь все дело представляет из себя один непрерывный след золотой краски! Так и было задумано. Что бы стало с вашими уликами, обличающими Элеонору как убийцу Эймса, если бы не золотая краска, специально нанесенная на пару ее перчаток, одна из которых была спрятана в тайник, а другая подброшена рядом с убитым, но не настолько близко, чтобы это бросалось в глаза? И если вам требуется дальнейшее подтверждение моих слов, задумайтесь над эпизодом с ключом. Настоящий убийца должен был украсть у нее ключ. Этот маленький ключик, джентльмены, был самой важной частью всего плана, без него замысел стал бы попросту невозможен. По заведенному распорядку Элеонора ложилась спать рано, и, какую бы ночь вы ни выбрали, у нее не будет алиби – если только она не пойдет на крышу на свидание с возлюбленным. Этого нельзя было допустить. Она должна была оказаться снаружи, но лишенная возможности открыть дверь, которая ведет на крышу. А когда ключ стал не нужен убийце, он (или она) оставил его в пальце перчатки, обеспечив вам еще один сокрушительный довод против Элеоноры.
Хэдли торопливо прервал его:
– Допуская все это на секунду… чего я, заметьте, не делаю! – но допуская все это в качестве гипотезы… что же тогда получается с перчатками? Черт меня возьми! Чем больше я думаю об этом, тем больше понимаю, как много от них зависит! Вам, похоже, удалось доказать, что ни одна из них не была использована.
– Хм-ф, да. Это вас беспокоит, не так ли, а? – Доктор усмехнулся, но тут же снова помрачнел. – Но дело в том, что я не говорю вам, что произошло в действительности. Я говорю лишь о том, чего не происходило. Нет-нет. Еще не настало время подсказать вам, кто же подлинный убийца.
У Хэдли отвисла челюсть.
– Вы полагаете, нет, верно? И при этом пытаетесь меня в чем-то убедить? Клянусь Богом! Сейчас не время для салонных мистификаций! Я по-прежнему считаю, что я прав…
– Нет, уже не так безоговорочно. По крайней мере, я так не думаю, – ответил доктор Фелл, наблюдая за ним с угрюмой сосредоточенностью. – Я поколебал вашу уверенность, но вы находитесь как раз в том неустойчивом состоянии, когда я не осмеливаюсь изложить свои соображения целиком. – Он увидел, как главный инспектор сжимает и разжимает кулаки, и в его голосе зазвенела неподдельная искренность. – Дружище, это не салонная мистификация! – прогремел он. – Я даю вам слово, что слишком обеспокоен всем этим, чтобы прибегать к своей обычной тактике «смотрите-джентльмены-в-рукаве-у-меня-ничего-не-спрятано». Я не осмеливаюсь сказать вам, иначе я бы сделал это. Вы сейчас в таком состоянии, что немедленно броситесь вон из комнаты и постараетесь тут же все проверить. Мы имеем дело с самым коварным дьяволом в невинном обличье, с каким только я когда-либо могу надеяться помериться силой. Одно неосторожное слово – и наш скользкий враг заговорит в ответ; и вы в вашем теперешнем состоянии отметете в сторону все, что я с таким трудом построил, и вновь с ревом броситесь за Элеонорой.
Послушайте, Хэдли. – Фелл яростно промокнул лоб платком. – Я продолжаю. Я опять разгоняю таран, чтобы пробить ваш мужественный череп, и перехожу к третьему пункту, который гласит: «Обвинение одной из женщин в убийстве Ивэна Мандерса исходит от неизвестного лица, которое даже сейчас, находясь под сильнейшим давлением, отказывается сообщаться с нами».
Именно. В этом суть и тайна всего замысла. Глубоко задумайтесь над этими словами, пока я анализирую их. Какое объяснение этому может быть предложено? Мой ученый друг заявляет: «Обвинитель молчит, потому что обвинение исходит от миссис Стеффинз. Ненавидя Элеонору и страстно желая обличить ее как убийцу, она тем не менее отказалась дать показания в открытую, поскольку боялась навлечь на себя гнев старика Карвера, обвинив перед всеми его любимицу». Я настаиваю на том, что никто, находясь в здравом уме и трезвой памяти, не может допустить этого даже на секунду – включая тех, кто полагает Элеонору виновной. Что говорится в отчете самого Эймса? Там говорится следующее: «Осведомитель выказал полную готовность выступить с вышеуказанным заявлением в суде в качестве свидетеля»!
«В качестве свидетеля», вы понимаете? Это все равно что говорить, будто у вас есть тайна, которую вы боитесь произнести в собственном доме даже шепотом, но при этом не возражаете, чтобы ее передали по радио. Если она боялась, что Карвер разозлится на нее за какие-то вещи, которые она сообщила кому-то по секрету, она вряд ли могла надеяться, что выступление на открытом заседании суда способно существенно смягчить его реакцию.
Хэдли, я уже указывал, что некоторые места в отчете Эймса звучат подозрительно. Это одно из них. Настаивайте, если хотите, что обвинителем была все-таки миссис Стеффинз, – но в этом случае вам придется также признать, что она и есть убийца. Кто бы ни был тот человек, который сплел для Эймса паутину лжи, он сделал это с единственной целью – заманить Эймса сюда, в дом, где его ждала смерть. Этот человек, как пишет Эймс, свидетельствовал, что видел у обвиняемой – у Элеоноры Карвер, если бы Эймс не был так скрытен, и это был бы еще один гвоздь, вбитый в ее эшафот, – видел у нее «часы с выставки в „Геймбридже“, переданные туда Й. Карвером». Ничто иное Эймса бы не заинтересовало. Ну и где же эти часы? Их нет здесь среди других, тщательно подобранных «доказательств». Их никогда здесь не было. Они лишь служили наживкой для Эймса, как часы-череп Морера должны были стать часами смерти для Элеоноры. Что еще видел обвинитель? Элеонору, сжигающую лайковые перчатки в тот вечер, когда было совершено убийство в «Геймбридже». Хэдли, вам когда-нибудь доводилось жечь лайковые перчатки? Когда вы в следующий раз устроите фейерверк в своем саду, попробуйте, интереса ради. Но нужно
