Часы смерти - Джон Диксон Карр
– Как это случилось?
– Я не могу… нет, чертмязьми! Могу. – По мере того как неуловимый образ по частям выплывал из тумана, Полл приходил во все большее возбуждение. Он яростно ткнул пальцем в Боскомба, который принес ему очень слабый виски, но виски не попробовал. – Это были вы. Вспомнил. Ну конечно. Я подумал: «Старина Боскомб. У него всегда найдется в буфете бутылочка чего-нибудь изысканного». Потом я подумал, что он расстроится, если я войду вот так, среди ночи, разбужу его и попрошу выпить. Некоторые этого не любят. Но он же никогда не держит дверь на запоре. А ну-ка я тихонько прокрадусь, шуметь не буду… вот так и стяну бутылочку.
– Продолжайте.
– Сказано – сделано. Тихо. На цыпочках. Свет у себя я выключил. Но этот последний глоток – скверно. Все расползлось перед глазами, даже в темноте. Голова пошла кругом, не мог найти дверь. Жуть. – Его опять передернуло. – Потом я открыл дверь – очень тихо, заметьте, – и шагнул в темноту. В руке у меня была фляжка; помню, что…
– И что вы увидели? – спросил Хэдли. Его голос прозвучал хрипло.
– Не знаю. Что-то… кто-то двигался. Мне показалось, что я услышал что-то, но я не уверен на сто процентов… Элеонора, да.
– Вы готовы в этом поклясться?
– Я знаю, что это было! – с вдохновением забормотал Полл. – Меня тогда осенило. Элеонора собирается встретиться с тем парнем на крыше. Они, знаете ли, встречаются иногда. Помню, я время от времени собирался над ними подшутить. Все это казалось мне жутко смешным. Я подумал: «Послушайте-ка, а испугается она, если я подкрадусь сзади и крикну: „Бу-у-у!“» Потом на душе стало скверно от этих мыслей. Я подумал: «Бедный чертенок, какие у нее-то развлечения?» – никаких, знаете ли, нет, – и я сказал себе: «Ты скотина, вот кто ты такой; настоящее животное, раз мог подумать о том, чтобы прервать ее…»
Он был настолько возбужден и воодушевлен собственным благородством, что даже сейчас глаза его увлажнились. Когда он допивал виски с содовой, рука его дрожала.
– Послушайте, мистер Полл, – сказал Хэдли с каким-то неистовым терпением, – нам все равно, что вы подумали. Никому не интересны ваши мысли. Все дело заключается в том, что` вы видели! Когда вам придется свидетельствовать на дознании…
– Дознании? – пробормотал Полл, дернув головой. – Что за чушь! О чем вы говорите? Я постарался оказать дружескую услугу…
– То, что вы видели или подумали, что видели, был человек, которого убивали. В состоянии вы это понять? Человек, которого ударили кинжалом в горло – вот так, – и он, шатаясь, преодолел последние ступени и умер здесь, в этих дверях. – Хэдли прошел через комнату и распахнул их. – На полу еще можно видеть пятна крови. А теперь выкладывайте все! Расскажите нам, что слышали, как обнаружили эту перчатку и как случилось, что никто не видел вас, когда дверь была открыта несколько минут спустя; или вполне возможно, что присяжные на суде вынесут заключение о преднамеренном убийстве, совершенном вами.
– Вы хотите сказать, – произнес тот, внезапно насторожившись и вцепившись в подлокотники кресла, – что как раз это я и слышал?..
– Слышали?
– Звук был какой-то странный, будто кто-то подавился, а потом запнулся, но не упал. Я подумал: это из-за того, что она услышала меня и перепугалась. Поэтому я нырнул вниз…
– Как далеко вы находились от лестницы в тот момент?
– Не знаю. Все как в тумане. Погодите, однако. Я должен был находиться на приличном расстоянии от нее, поскольку был совсем рядом с моей дверью. Или нет? Не помню… Но когда я нагнулся, я коснулся чего-то или отшвырнул ногой – не помню, что именно сделал, – и это была эта самая перчатка.
– Вы пытаетесь убедить нас, что нашли эту перчатку в стороне от лестницы? Полноте, это уж слишком!
– Говорю вам, это правда! Чертовски скверная манера вот так сразу сомневаться в моих словах. Послушайте, я не знаю, где это было, но перчатка лежала на полу, потому что я едва не выронил фляжку, подбирая ее, и по полу тянуло холодом. Я решил нырнуть обратно в комнату и подождать, пока она уйдет. Так я и сделал. Очень тихо, знаете ли. На цыпочках. Потом я не знаю, что случилось. Я даже не помню, как попал к себе в комнату. Очнулся я уже при дневном свете: я лежал на кровати, по-прежнему полуодетый, и чувствовал себя просто ужасно.
– Зачем вы подобрали перчатку?
– Я… я старался… хотел оказать услугу, черт побери! – жалобно запротестовал расстроенный Полл. Его глаза опять затягивала тусклая пелена. – По крайней мере, я так думаю. Ну да, конечно. Я подумал: «Юная леди потеряла перчатку, бедняжка. Найдет ее там тетушка Стеффинз, быть беде. Бедная девочка. Отдам-ка я ей эту перчатку завтра и скажу: „Так-так, знаем, где вы гуляли прошлой ночью“». Ха-ха!.. Послушайте, старина, я неважно себя чувствую. Может быть, если у меня будет время, я вспомню еще что-нибудь. Кажется, я припоминаю… – Он взъерошил волосы и тупо потряс головой. – Нет. Исчезло. Но знаете, сейчас, когда я все время об этом думаю, я, похоже, вспоминаю…
Доктор Фелл, хранивший до сих пор молчание, грузно двинулся вперед. Он все еще сжимал в зубах длинный окурок потухшей сигары, но сейчас вынул его и положил в пепельницу, а потом посмотрел сверху вниз на Полла.
– Помолчите минутку, Хэдли! – прогремел он. – От этого зависит жизнь человека… Давайте посмотрим, не смогу ли я помочь вашей памяти, молодой человек. Вспомните вчерашнюю ночь. Вы сейчас находитесь на площадке, в полной темноте. Вы говорите, что по полу тянуло холодом. Теперь переключитесь на дверь рядом с лестницей, ту, которая ведет на крышу, куда, по-вашему, направлялась Элеонора. Вы бы заметили это, если бы… Холодом тянуло потому, что эта дверь была открыта?
– Да, клянусь Господом! Была! – воодушевился Полл, сев прямо. – Абсолютно. Теперь я уверен. Как раз об этом я и раздумывал, потому что…
– Не подсказывайте ему, Фелл, – оборвал его Хэдли. – Он вспомнит все, что вам будет угодно.
– Сейчас я ничего ему не подсказываю. Итак, мой юный друг, память понемногу возвращается к вам,
