Часы смерти [Литрес] - Джон Диксон Карр
Доктор Фелл расцвел в улыбке и наклонил голову. Это было самое скромное описание его наружности, которое он, вероятно, слышал за последнее время, но она с готовностью приняла его поклон за выражение поддержки.
– Да, вы согласитесь со мной, я знаю. Итак, я поняла, что какого-то вора ранили, или убили, или еще что-то, когда он пытался проникнуть в дом; и это было так ужасно, особенно если учесть, что Элеонора стояла там перед мужчинами почти безо всего. Но я не знала, что произошло, поэтому собиралась окликнуть ее, но не окликнула, а оделась.
Она неожиданно замолчала, пошмыгивая носом. Хэдли некоторое время ждал, когда она продолжит. Однако это, очевидно, было все, что она хотела сказать.
– Вы, стало быть, потрудились полностью одеться, – спросил Хэдли, – прежде чем вышли узнать, что случилось?
Она кивнула с рассеянным видом, потом замерла, словно значение вопроса только сейчас дошло до нее, и поджала губы:
– Я позаботилась об этом в первую очередь.
– А теперь один очень важный вопрос, миссис Стеффинз. – Хэдли медленно поднял глаза. – Вы, случайно, не помните вторник на прошлой неделе… вторник, двадцать седьмое августа?
Миссис Стеффинз, явно глубоко пораженная, перестала промокать глаза платком. Затем ее лицо покрылось от боли новой сеткой морщин, она судорожно сглотнула и воскликнула:
– Вы что, специально решили все вытащить на свет с тем только, чтобы иметь удовольствие мучить меня? И откуда только вы узнали, что Гораций… что это был день его похорон. Он умер двадцать четвертого, двадцать четвертого августа тысяча девятьсот двенадцатого года, в тот… в тот самый год, когда утонул «Титаник», и похороны состоялись двадцать седьмого в Стоук-Бредли, в Баксе[17]. Я никогда не забуду тот день. В-вся деревня…
– Значит, – жестко сказал Хэдли, – раз это был день смерти вашего мужа, вы, конечно, вспомните…
– Мой покойный муж, – прервала его миссис Стеффинз, с суровым видом поджимая губы, несмотря на слезы, вновь навернувшиеся на глаза, – был с-свиньей и подлецом, хотя я никогда не скажу дурного слова о тех, кто оставил нас, перейдя в мир иной. Он пристрастился к выпивке и был убит на войне. Я не имела в виду мистера Стеффинза. Я говорила о его несчастном брате Горации, который был мне все равно что как муж… Столь многие из тех, кого я знала, уже умерли. Стоит лишь подумать об этом, и мне становится так грустно. Но каждую годовщину я люблю собирать вокруг себя тех, кто мне дорог, это служит мне утешением. Разумеется, я помню вторник на прошлой неделе. Йоганнус и я пили чай вот в этой самой комнате. Я хотела, чтобы собралась вся семья, но Элеонора, конечно, не могла не опоздать, раз мы собирались по такому поводу.
– Теперь я начинаю понимать, что к чему, – мягко проговорила Лючия Хандрет. – Именно во вторник… тот бедняга… и часы. Так-так.
Хэдли не обратил на это никакого внимания. Не сводя пристального взгляда с миссис Стеффинз, он быстро повторил:
– Вы и мистер Карвер пили чай. В котором часу?
– Ну, сели мы уже довольно поздно. Где-то около половины пятого. А встали из-за стола несколько часов спустя. Вы знаете, как это всегда бывает, когда начинаешь вспоминать старых друзей. Да, я помню, потому что было уже половина седьмого, когда я позвонила Китти, чтобы она убрала со стола, а Элеоноры все еще не было.
– Китти – это ваша горничная? Так… Мисс Хандрет, не скажете ли вы нам, где вы были в тот день, скажем, между половиной шестого и шестью часами?
Она, похоже, пыталась решить, как именно ей следует отнестись ко всему этому. Но когда она заговорила, голос ее звучал бесцветно, лишь с достаточной нотой вежливого внимания, и она не поднимала глаз на Хэдли, пока не закончила.
– Вторник, двадцать седьмое. В тот день шел дождь или нет? Мне кажется, это был тот день, когда я была приглашена на коктейль в Челси.
– Имена людей, которые устраивали вечер?
– Минуточку, инспектор. Не нужно этого записывать. Так сразу ответить сложно, не правда ли? – Она нахмурилась, опустила голову и ссутулила плечи, словно баюкала свою сигарету. – Я загляну в дневник и тогда скажу вам точно. – Она подняла глаза. – В одной вещи, однако, я вполне уверена. Я не была нигде поблизости от универмага «Геймбридж».
– Ну, скажем, я там была, – сказала Элеонора неожиданно и с таким простодушием, что Мельсон буквально подпрыгнул на месте. – Только непонятно, при чем тут «Геймбридж»? Вы имеете в виду тот день, когда кто-то убил этого беднягу и стянул все экспонаты с ювелирной выставки? Я, должно быть, была в магазине, когда это случилось, хотя ничего об этом не знала и ничего не слышала, пока не прочитала в газетах на следующий день. – Она, видимо, встревожилась, глядя на обращенные к ней лица, и, занервничав, умолкла. – Ну и что из этого? Какое это к нам имеет отношение?
Хэдли был ошарашен. Он смотрел то на одного, то на другого из присутствующих с каким-то диким выражением лица, потом остановил взгляд на докторе Фелле, который, судя по виду, и сам испытывал большое смущение. Кто-то, подумал Мельсон, был выдающимся лжецом. Лжецом настолько талантливым и опытным, что… Хэдли рявкнул: «Войдите!» – в ответ на стук в дверь, и сержант Беттс, появившийся на пороге, нерешительно остановился, увидев комнату полную людей.
– Ну? – требовательно крикнул ему расстроенный главный инспектор. – Выкладывайте. Что там у вас?
– Касательно того пьяного джентльмена… – начал Беттс все так же нерешительно.
– Да?
– Он действительно у себя в комнате, сэр. Я слышал его храп через замочную скважину. Но стук в дверь не дал никаких результатов, а сама дверь закрыта изнутри на задвижку. Какие будут указания: постучать
