Артур Гриффитс - Пассажирка из Кале (сборник)
– А последнее купе на четыре места?
– Там ехали двое французов. По крайней мере, я решил, что они французы, потому что они между собой и со мной разговаривали по-французски.
– Значит, теперь собрали всех. Пожалуйста, отойдите в сторонку, и я начну вводить пассажиров. Распределим, кто где сидел и установим имена. Блок, заводите их по одному.
Глава III
В каждом случае мсье Фльосон задавал примерно одинаковые вопросы, и на этом раннем этапе расследования они сводились в основном к установлению личностей.
Первым вошел один из французов. Общительный, мордастый толстяк представился Анатолем Лафоле и назвался торговцем драгоценными камнями. Он занимал место номер 13 в купе «F». Вместе с ним ехал мужчина помоложе, поменьше и потоньше, но весьма сходного характера. Звали его Жюль Дево и был он комиссионером. Он занимал номер 15 в том же купе «F». Оба француза назвали свои адреса с именами множества людей, которым они были хорошо знакомы, и сразу заявили, что считаются людьми почтенными и уважаемыми.
Третьим появился высокий седовласый англичанин, который сыграл определенную роль в обнаружении преступления. Себя он назвал генералом Чарльзом Коллингемом, служащим армии ее величества, а священником, который делил с ним купе, был его брат преподобный Сайлас Коллингем, ректор Тикстун-Ламмас в Норфолке. Они занимали места 1 и 4 в купе «А».
Когда допрос был окончен, английский генерал спросил, будут ли его задерживать.
– Пока что да, – коротко ответил мсье Фльосон. Он не хотел, чтобы ему задавали вопросы. В данных обстоятельствах это была его прерогатива.
– Я спрашиваю, потому что хочу связаться с британским посольством.
– Вас там знают? – спросил сыщик, решив не верить его словам, ибо это могла быть уловка.
– С лордом Дафферином я знаком лично. Я был с ним в Индии. Еще я знаю полковника Папиллона, военного атташе, мы служили в одном полку. Если я обращусь в посольство, он несомненно сам приедет.
– Как вы предлагаете обращаться?
– Это вам решать. Я хочу только, чтобы там узнали, что моего брата и меня задержали по подозрению и обвиняют.
– Это не совсем так, мсье генерал, но как хотите. Мы позвоним отсюда на ближайший к посольству пост и попросим сообщить его превосходительству…
– Конечно, лорду Дафферину и моему другу полковнику Папиллону.
– …о том, что случилось. А теперь, с вашего позволения, я продолжу заниматься делами.
Следующим был вызван единственный пассажир купе «B», соседнего с купе англичан. Это был итальянец по имени Натале Рипальди, смуглый, темнокожий мужчина со смоляными волосами и черными колючими усами. Длинный темный плащ, фетровая шляпа с широкими опущенными краями, которую он держал в руке, и опущенный затаенный взгляд весьма убедительно придавали ему подозрительный вид.
– С позволения мсье, – сказал он, когда были заданы формальные вопросы, – я мог бы кое-что рассказать об этом преступлении.
– Каким образом, скажите на милость? Вы принимали участие? Присутствовали? Если да, почему до сих пор молчали? – холодно произнес сыщик, воспринявший предложение без особого восторга. Ему надлежало быть начеку.
– До сих пор у меня не было возможности обратиться к представителям власти. Вы, я полагаю, официальное лицо?
– Я начальник сыскной полиции.
– В таком случае, мсье, запомните, пожалуйста, что я могу предоставить важные сведения. Я готов говорить прямо сейчас, если хотите меня выслушать.
Мистеру Фльосону так хотелось подойти к расследованию непредвзято, что он вскинул руки и произнес:
– Подождем с этим, пока не прибудет мсье судья. В любом случае займемся этим позже. На этом все, спасибо.
Губы итальянца слегка искривились, выказав презрение к методам французского сыщика, но он поклонился и, не произнеся ни слова, удалился.
Последней появилась женщина в длинном дорожном котиковом пальто и с вуалью на лице.
Контесса ди Кастаньето, как она представилась, была англичанкой по рождению, но носила фамилию мужа-итальянца, с которым они жили в Риме. Муж ее умер года два-три назад, и она ехала в Лондон.
– Этого достаточно, мадам. Благодарю вас, – вежливо произнес сыщик. – Пока все.
– Скажите, мы не будем задержаны? Ведь правда же? – умоляющим, почти жалобным тоном произнесла она.
– К сожалению, графиня, это необходимо. Бесконечно сожалею, но, пока мы не продвинемся, пока не установим факты и не сделаем выводы… Поверьте, мадам, я не имею права рассказывать больше.
– О, мсье, я так хотела продолжить путешествие. Друзья ждут меня в Лондоне. Я надеюсь… Я умоляю, заклинаю вас отпустить меня. У меня слабое здоровье. Прошу вас, пообещайте, что отпустите меня.
Произнося эти слова, она подняла вуаль и показала то, что не станет скрывать ни одна женщина, особенно когда желает добиться расположения противоположного пола. У нее было красивое лицо… Удивительно красивое. Ни долгое путешествие, ни усталость, ни волнение, ни последовавший страх не смогли омрачить ее изумительной красоты.
Яркая брюнетка с чистой и гладкой, как слоновая кость, светло-оливковой кожей; огромные насыщенного бархатисто-коричневого цвета, блестящие от набежавших слез глаза; приоткрытые алые губы, единственное яркое пятно на лице; виднеющиеся за ними блестящие жемчужные зубы – нельзя было смотреть на эту очаровательную женщину и не поддаться ее чарам. Мсье Фльосон был французом, галантным и восприимчивым, но сердце свое он обратил в лед. Сыщик должен опасаться чувств, и в этой мольбе он усмотрел некое коварство, что его возмутило.
– Мадам, ваши просьбы бессмысленны, – грубо бросил он. – Я не придумываю законы, я обязан следить за их выполнением, как любой добропорядочный гражданин.
– Думаю, меня можно назвать добропорядочным гражданином, – промолвила графиня, устало улыбаясь. – Но я все равно хочу, чтобы меня отпустили. От этого ужасного убийства я и так ужасно пострадала. У меня нервы совсем расшатались. Это жестоко. Но я не стану упрашивать. Позвольте только моей горничной прийти ко мне.
Но сердце сыщика еще не оттаяло, и он не согласился даже на это.
– Боюсь, мадам, пока что я не могу позволить вам общаться с кем бы то ни было, даже с вашей горничной.
– Но ее же не подозревают. Она тогда даже не была в вагоне. Я не видела ее после…
– После? – подождав немного, повторил мсье Фльосон.
– После Амберье, который мы проезжали вчера в восемь вечера. Она помогла мне раздеться и лечь. Потом я сказала ей, что до Парижа она мне не понадобится, и отослала. Но сейчас она нужна мне.
– Она не приходила к вам в Лароше?
– Нет. Разве я не говорила? Проводник, – она указала на проводника, который стоял у другой стороны стола и смотрел на нее, – он не разрешил ей зайти в вагон, говорил, что она приходит слишком часто и слишком надолго, что я должна заплатить за место для нее и так далее. Я не захотела платить, поэтому она поехала в другом вагоне.
– И заходила к вам время от времени.
– Да.
– В последний раз в Амберье?
– Да, я же сказала. Он подтвердит.
– Благодарю вас, мадам, на этом все. – Шеф встал, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Глава IV
У него были другие дела, и ему не терпелось к ним приступить. Поэтому, поручив Блоку проводить графиню обратно в зал ожидания и жестом отпустив проводника, шеф поспешил в спальный вагон, осмотр которого, столько долго откладывавшийся, требовал его срочного внимания.
Долг каждого хорошего сыщика посетить место преступления и скрупулезно изучить его дюйм за дюймом, выискивая, вынюхивая, расследуя, собирая любые, даже малейшие следы убийцы.
Как я уже говорил, спальный вагон был отправлен на запасный путь, опечатан и взят под охрану. Но для шефа полиции, разумеется, не существовало преград. Взломав печати, он вошел в вагон и направился прямиком в купе, где лежало потревоженное тело убитого.
Зрелище было жуткое, хоть и не новое для мсье Фльосона. Мертвец лежал на узкой полке в той же позе, в какой умер после того, как ему нанесли смертельный удар. Он был раздет до рубашки и рейтуз. Открытая на груди рубашка являла взору зияющую рану, несомненно, ставшую причиной, возможно, мгновенной смерти. Но были нанесены и другие удары, по-видимому, в купе проходила борьба, яростная и беспощадная, не на жизнь, а на смерть. Дикая жестокость убийцы восторжествовала, но только после того, как он почти до неузнаваемости обезобразил лицо жертвы.
Смертельную рану убийца нанес ножом, это сразу было видно по ее форме. Лицо тоже было изрезано и исколото ножом. Отсутствие крови на некоторых ранах и их характер указывали на то, что они были нанесены после того, как жертва умерла. Мсье Фльосон внимательно, но ни к чему не прикасаясь, осмотрел тело. Полицейский медицинский эксперт должен был увидеть труп в том виде, в котором найден. Положение тела, как и природа ран, могут многое сказать о преступлении.
