Часы смерти [Литрес] - Джон Диксон Карр
– Потом Боскомб заговорил снова, и тут я узнал, как он собирался все это проделать…
Глава девятая
Неидеальное убийство
Этот Хастингс, подумал Мельсон, мог никогда не выдвинуться в знаменитые адвокаты, но как рассказчик он, несомненно, обладал большими достоинствами. Он, очевидно, и сам понимал, что полностью завладел вниманием своих слушателей: ничей стул ни разу не скрипнул и даже карандаш Хэдли на время застыл без движения. На губах Хастингса играла кривая усмешка, из-за которой он казался старше своих лет. Было слышно его тонкое свистящее дыхание.
– Когда я опять заглянул внутрь, – заговорил он, – я не помнил ни где я нахожусь, ни который теперь час, я не видел ничего, кроме этого прямоугольника света, оставленного незадернутыми шторами. Сверху мне была видна правая половина спинки высокого кресла, повернутого, как и тогда, к двери, и сама двойная дверь, а также часть ширмы справа от них.
Стенли стоял, положив руку на ширму. Его лицо приобрело зеленоватый оттенок, и его трясло так же, как и меня. Боскомб стоял рядом с лампой, вставляя патроны в обойму автоматического пистолета. У него был такой вид, словно его подташнивает, но он улыбался, и рука его была тверда и двигалась уверенно. Он потянулся за самим пистолетом, лежавшим на столе, – ствол показался мне несоразмерно длинным, но через минуту стало понятно, что к чему, – и вставил в него обойму: клац! Тут Стенли выдавил из себя: «О боже! Я не могу смотреть на это! Меня кошмары замучают, если я буду смотреть!» Боскомб в ответ лишь терпеливо повторил ему весь план, проверяя заодно, все ли предусмотрено, и вот тогда я понял.
Он исходил из принципа, изложенного еще месяц назад, что для «эксперимента» должен быть выбран человек, чья кончина, по его мнению, вряд ли «задержит процесс просвещения человечества». Что, – Хастингс повернулся и швырнул сигарету в камин, – было с его стороны просто на удивление благородно. Во-вторых, жертвой должен был стать человек жалкий и конченый, хорошо известный в округе, который, по общему мнению, вполне мог отважиться на грабеж. Поэтому он остановился на самом подходящем: безвестном бродяге, постоянно околачивавшемся в соседнем пабе, – его кандидатуру он рассматривал целую неделю. Он предусмотрительно позаботился о том, чтобы у этого человека были основания затаить на него злобу. Для этого он публично обратился к хозяину паба с недвусмысленной просьбой не пускать это отребье в бар.
Кто-то из присутствующих в комнате издал сдавленное восклицание, но Хастингс ничего не услышал.
– Он уже несколько раз ронял в баре намеки, что, дескать, у него в доме повсюду валяются деньги и разные ценные вещи… Кстати, – задумчиво проговорил Хастингс бесстрастным голосом, – раз уж об этом зашла речь, Элеонора сказала мне, что Боскомб действительно приобрел у ее старика очень дорогие часы. Никаких там устройств или сигнализации, в отличие от старика, он не устанавливал, часы лежали в бронзовой шкатулке у всех на виду. Элеонора говорила, что это была ее самая любимая вещь во всей коллекции ее опекуна.
Итак, он все подготовил. В тот вечер он разыскал бродягу, позаботившись, чтобы их никто не видел вместе, притворился, что раскаивается, и предложил отдать ему свой старый костюм, если тот придет за ним поздно вечером. Дома он приготовил все для ложного ограбления, потому что…
Доктор Фелл открыл глаза и резко прервал его:
– Минуточку, сынок. А не боялся ли этот прозорливый джентльмен, что бродяга – ведь он все время принимал его именно за того, кем тот казался, – возьмет и расскажет кому-нибудь, как ему повезло, что Боскомб пригласил его в дом, пообещав ношеный костюм?
Лючия Хандрет удивленно вскинула брови.
– Но, Дон, – воскликнула она, – разве ты не помнишь? Или ты не расслышал, что я говорила тебе там, в комнате? Бродяга был…
– Я повторяю свой вопрос, – вмешался доктор Фелл. – Успокойтесь, мисс Хандрет. Я не пытаюсь скрыть факты. Дело лишь в том, что мы не можем терять время, отклоняясь от темы.
Хастингс угрюмо размышлял над вопросом доктора Фелла:
– О, Боскомб подумал и об этом. Он сказал, что его нисколько не волнует, расскажет бродяга о приглашении кому-нибудь или нет. Он даже надеялся, что расскажет. В этом случае, после того как все будет кончено, его слова расценят как еще одну ложь, сочиненную этим человеком, чтобы оправдать свое присутствие в доме, если его там увидят. И никто даже не усомнится в том, что это ложь, поскольку всем было известно, что Боскомб его не выносил.
Есть, однако, один интересный момент. Я помню, как Боскомб говорил Стенли: «Вот этого я не понимаю, но я предоставляю вам беспокоиться на этот счет. Пока я пытался найти убедительное объяснение тому, что он должен прийти за одеждой так поздно, он вдруг сам предложил мне зайти ближе к полуночи». Боскомб сказал тогда, что, на его взгляд, этот человек и в самом деле не прочь стянуть что-нибудь, если подвернется удобный случай.
Он назначил парню прийти ровно в полночь, ни раньше ни позже. Тот должен был позвонить Боскомбу снизу. Света в доме не будет, но это не должно его останавливать. Если Боскомб после звонка не спустится сам, то это будет означать, что он занят неотложной работой у себя наверху и в этом случае оставит дверь открытой. Поэтому, если на звонок не последует никакого ответа, он должен осторожно войти, но не будить весь дом, чиркая спичкой или шаря по стене в поисках выключателя, а пройти прямо к лестнице, которую увидит в дальнем конце холла, подняться наверх…
Боскомб, естественно, и не помышлял о том, чтобы покидать свою комнату и в кромешной тьме идти вниз встречать этого бродягу. Его задача состояла в том, чтобы уверить всех остальных обитателей дома, будто он лег спать в половине одиннадцатого. А теперь, – произнес Хастингс, мягко постукивая ладонью о стол, – теперь мы подошли к главному фокусу этого дьявольского замысла!
Еще раньше, где-то около половины двенадцатого, Боскомб тайком спустился к входной двери, отпер ее и снял цепочку. Звонок снизу ровно в полночь, о котором он договорился с этим человеком, конечно, должен был просто предупредить его о том, что гость поднимается… А? Простите.
Он резко оглянулся, услышав восклицание Хэдли. Главный инспектор перевернул назад страничку своего блокнота и посмотрел через стол на доктора Фелла.
– Как раз это, – заметил он, – и услышал Карвер в половине двенадцатого. Обратите внимание, он
