Гарольд Шехтер - Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По
— Отдай краснокожего! — раздался резкий окрик снизу. — Он убил еще одного!
— Выдай сукина сына, Барнум!
— Итак, джентльмены, вас интересует вождь Медвежий Волк? Добро пожаловать, музей открыт от восхода до десяти вечера, входная плата всего двадцать пять центов, а оружие не забудьте оставить дома. Американский музей — прекрасное место отдыха для всей семьи. Никаких непристойностей, распитие алкогольных напитков строго возбраняется. А теперь, джентльмены, будьте столь добры…
Договорить ему не удалось. Из толпы вылетел и размазался по его груди помидор. За ним тут же последовали иные метательные снаряды. Неудачливый оратор отшатнулся и поднял руки, защищая лицо, но в этот момент в его голову угодил булыжник размером с мужской кулак. Шляпа кувыркнулась с головы Барнума, он тяжело рухнул назад.
Толпа взвыла и рванулась вперед. Передние ряды ворвались в здание.
— Он ранен! — воскликнул я, приподнявшись на цыпочки и тщетно пытаясь разглядеть упавшего Барнума. — Надо ему помочь!
— Как туда проберешься? — мрачно указал Таунсенд на штурмующую вход людскую массу.
Меня охватило отчаяние беспомощности. Быть рядом с раненым другом и не иметь возможности помочь ему!
Внезапно меня озарила идея. Я схватил Таунсенда за руку и потащил его из нашего укрытия на тротуар, в направлении музея.
— Бежим! Я знаю, как туда попасть!
Никто не обратил на нас внимания. Толпу в данный момент интересовала лишь входная дверь музея. Мы бегом пересекли Бродвей, нырнули за угол и, огибая пятна света под уличными фонарями, подбежали к боковому выходу, скрытому в кромешной тьме.
Остановившись перед дверью, я схватился за ручку, мысленно моля Провидение, чтобы дверь оказалась незапертой. Увы, молитву мою не услышали. Я повернулся к Таунсенду.
— Заперто. Все пропало.
— Ну, эт-то мы еще посмотрим, — возразил мой спутник, и я тут же услышал характерный звук чирканья фосфорной спички. Из тьмы вынырнуло лицо репортера.
— Посветите. — Таунсенд вручил мне спичку, сунул руку в карман и извлек оттуда небольшой складной нож. Он открыл нож, опустился на одно колено и занялся замком. Огонек спички уже начал подогревать кончики моих большого и указательного пальцев, когда раздался негромкий металлический щелчок, сопровождаемый довольным хмыканьем репортера. Он вскочил, схватился за ручку, легко повернул ее — и вот дверь уже распахнулась перед нами.
— Результаты интервью с неким Колмэном, — пояснил он, пряча нож в карман.
— Этот Колмэн может гордиться своим учеником, — отозвался я. — Здорово у вас получилось. — И я потащил Таунсенда в подвальный лабиринт.
В голове моей в этот момент сложился план — если это можно назвать планом, — как пробраться подвальными ходами до фасадной части здания, а потом смешаться с толпой и подняться на балкон к Барнуму. По мере продвижения вдоль подвальных коридоров я этот план пытался обдумать и развить; в голову пришла идея вооружиться. Во-первых, чтобы не отличаться от остальных бандитов, во-вторых — для самозащиты в случае надобности. Таунсенд тотчас подхватил эту идею — а также и «трезубец римского гладиатора», торчавший в одном из углов. Я подобрал дубину полинезийского дикаря, «которой убили капитана Кука».
И вот мы бежим по главной лестнице. Хаос превышает мои наихудшие ожидания. Толпа стремится к спальням верхнего этажа, но многие не желают утруждать себя восхождением и уже буйствуют в залах. Свободное волеизъявление народа: разлетаются в стороны щепки косморамы «Пожар московский», слетают восковые головы с плеч римских граждан, увлеченных лишением жизни любимого вождя Юлиуса Цезаря, растекается по полу водица действующей модели Ниагарского водопада. Кровь стынет в жилах от воплей милых соотечественников.
Этому буйству мы с Таунсендом можем противопоставить лишь беззвучную мольбу о скорейшем прибытии полиции. Главная задача — спасти Барнума. Продолжаем подъем.
— Слушайте, По, — негромко говорит вдруг Таунсенд, приводя в возможно больший беспорядок свою одежду. — Мой репортерский долг призывает меня туда, — он мотнул головой вверх. — Справитесь сами?
Я заверил, что смогу разобраться самостоятельно, призвал его соблюдать осторожность — и наши пути разделились.
Направившись к балкону, я смог сделать, однако, лишь несколько шагов. В правое плечо внезапно вцепилась здоровенная лапа. Я вскрикнул от неожиданности и резко обернулся.
Передо мной возвышался субъект громадного роста, футов шести с четвертью, с массивной грудной клеткой и толстенными ручищами. Угловатая голова покоилась на плечах, казалось, без какого-либо участия шеи, которой у него вовсе не наблюдалось. Одежда не только рваная, но и не по размеру: рукава куртки дюйма на два не дотягивались до запястий. Зловонное дыхание обильно сдобрено — «облагорожено» — парами дешевого алкоголя.
Не габариты этого существа поразили меня, не причудливая ободранность его одеяния, не черты того, что должно было называться лицом, — в чертах лица его нельзя было заметить ничего особенного. Выражение, застывшее на его физиономии, поразило меня, как молния среди чистого поля. Не доводилось мне еще такого видеть. Мелькнула незваная мысль, что если бы Ретч[8] его встретил случайно, то непременно избрал бы моделью для своего нечистого духа.
Пытаясь впоследствии реконструировать по памяти это чудовищное явление, я смог разложить выражение его физиономии на такие составляющие, как алчность, жестокость, коварство, озлобление, а также животная смекалка, не регулируемая рамками моральных норм. Неплохая иллюстрация таких качеств, как греховность и злодейство, для учебника по френологии доктора Фаулера.
Уставившись на меня, явление это выплюнуло вопрос:
— Куда спешим, милок?
Памятуя, что изображаю из себя члена преступного сообщества, я принужденно ухмыльнулся:
— Э-э… Обследую помещения в поисках ценного имущества, которому можно причинить бессмысленный и наиболее непоправимый ущерб.
— Чего? — не сразу понял меня субъект. — Ну, ты даешь! Языком виляешь, как сучка хвостом. — Он переместил лапу на лацкан моего сюртука, смял его, щупая ткань толстыми сальными пальцами. — Клевый на тебе прикид, — ухмыльнулся он.
Из-за постоянной нехватки средств одеяние мое, правда, пребывало в плачевном состоянии; сохранять видимость хоть сколько-нибудь приличного вида помогало портновское мастерство бесценной Путаницы. Однако в сравнении с туалетом моего визави костюм мой, несомненно, блистал королевской роскошью.
— Совершенно верно, — согласился я, отступив на шаг, чтобы высвободиться из хватки нового знакомого. — Одежда эта принадлежала некоему джентльмену, дом которого мы разграбили в ходе гражданских беспорядков несколько ранее.
Собеседник не сразу сообразил, что делать дальше, очевидно, вследствие состояния сильного алкогольного опьянения, о котором красноречиво говорил весь его облик.
— А каковы ваши намерения, добрый человек? — быстро перешел я в наступление.
Тут он почему-то сообразил быстро. Обнажив в ухмылке некоторое количество оставшихся во рту зубов, он извлек из-под лохмотьев старинный двуствольный пистолет.
— Охотник я. На Барнума охочусь. Успокою хлопотуна, чтоб не бузил больше.
Хладнокровность, с которою он преподнес это сообщение, отозвалась у меня холодком меж лопатками.
— Прекрасная идея! — воскликнул я тут же. — Пусть получит по заслугам. Я с вами, друг!
— Ладно, малыш! — верзила хлопнул меня по плечу, и я слегка покачнулся. — За мной! — Он повернулся и зашагал в сторону балкона.
Тем, кто меня хорошо знает, не надо объяснять, что я противник насилия. Но если речь идет о защите моих друзей и близких, я не остановлюсь перед применением грубой физической силы. Настал именно такой момент. Я поднял тихоокеанскую боевую дубину обеими руками и с силой опустил ее на голову злоумышленника.
К сожалению, эффект оказался гораздо слабее ожидаемого. Частично из-за значительной разницы в росте, частично по причине неудобного угла размаха, удар не оглушил противника. Он удивленно крякнул и резко развернулся в мою сторону, споткнувшись при этом и упав на колени. Подняться ему я не позволил. Второй удар распластал его по полу вниз лицом. Раскинув руки, бандит выронил пистолет, отлетевший на несколько футов.
Не теряя времени, я перепрыгнул через его тело и побежал к балкону. Когда я там появился, Барнум только-только пришел в себя. Он поднялся на колени, кончиками пальцев исследуя шишку на виске.
Я присел рядом. Барнум поднял на меня несколько мутноватый взор и пробормотал:
— По, мальчик мой. Как ты сюда… О-ох! Ну и фонарь! Гусиное яйцо! Как будто вторая голова выросла. Уф-ф… Чисто Гарвел Фелпс, Уникальный Мальчик-Гидра. Что, к дьяволу, стряслось?
