Гарольд Шехтер - Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

Гарольд Шехтер

Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

Моим дочерям ЛИЗЗИ и ЛАУРЕ

Часть первая

ХМУРЫЕ ДНИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Часто отмечалось, что мельчайшие, самые обыденные события могут в определенных случаях возыметь чрезвычайно важные последствия. Кто не слышал историю о яблоке, которое, случайно упав на лоб научному гению, отдыхавшему под сенью дерева, позволило ему открыть тайное тайных Вселенной? Каким бы апокрифом ни был этот рассказ, он обладает ядром (если можно так выразиться) глубокой правды, а именно: происшествия огромной важности порой являются прямым следствием самой что ни на есть мелочовки.

Эти заметки могут послужить предисловием к последующим приключениям, произошедшим в конце 1845 года.

Ненастным октябрьским вечером, в Нью-Йорке, я брел по оживленно кипевшим улицам огромного города, направляясь к жилищу, которое делил с двумя самыми дорогими моему сердцу существами. Разумеется, я имею в виду ангельские создания, которых про себя окрестил «Сестричкой» и «Путаницей», – мою драгоценную жену Вирджинию, связанную со мной двойными узами – кузины и супруги, и ее мать – мою обожаемую тетушку Марию Клемм. Я возвращался из конторы моего делового партнера, мистера Чарлза Бриггса, издателя «Бродвейских ведомостей», журнала, который – во многом благодаря моим собственным нововведениям – в последние месяцы значительно расширил круг своих подписчиков.

Своим растущим успехом наше предприятие было в немалой мере обязано крайне популярной серии статей, опубликованных мной в нескольких последних выпусках. Серия носила общее заглавие «Тайны загадочных слов». Каждая статья посвящалась различным видам лингвистических головоломок – акростихам, анаграммам, шифрам и кодам всех видов. Рассказав кратко предысторию и объяснив механизм каждой из этих загадок, я представлял сочиненный мною пример, предлагая читателю разгадать его. Всякому приславшему правильный ответ была обещана бесплатная подписка на «Бродвейские ведомости». Тем не менее мои криптограммы оказались столь хитроумными, что до сих пор мне не пришлось вручить ни единого приза.

Тот день я посвятил сочинению последней статьи из этой серии. Тема была – ребусы. Как всегда, я начал с объяснения происхождения термина, проследив его этимологию вплоть до латинского слова «вещи» и описав его связь с такими символическими формами письма, как египетские иероглифы и древнекитайские пиктограммы.

Затем я определил наиболее широко принятое современное толкование термина, то есть головоломки, основанной на использовании зрительного или лингвистического каламбура. Взяв простейший пример, я объяснил, что в ребусе используются графические образы предметов вместо слов и слогов. Так, слово «пирог» может быть представлено как:

Забавная изобретательность этой конструкции – простейшей формы ребуса – крайне популярна среди детей, и можно без труда найти целые сборники сказок и детских стишков, составленных в этой очаровательной живописной манере. Однако существовали и более сложные, причудливые разновидности ребусов. Они основывались не на картинках, а целиком на словах и буквах, чье взаиморасположение и другие графические особенности указывали на решение. Приведу один, сравнительно простой пример:

НОМЫШЬРА

Здесь слово «мышь» вкраплено в слово «нора». Таким образом, правильным решением будет «мышь в норе».

Приведя еще несколько подобных примеров, я завершил статью ребусом собственного сочинения. Создание этой вполне подобающей случаю криптограммы потребовало нескольких минут сосредоточенного внимания, но, поразмыслив еще, я соорудил такую потрясающую, дьявольски умную и изощренную головоломку, что сомнений не оставалось: никому из моих читателей никогда не удастся расшифровать ее.

К тому времени, когда я закончил статью, солнце село. Накинув плащ, я отправился домой.

Однако стоило мне оказаться на улице, как нестерпимо мрачное чувство переполнило меня. Уже многие месяцы я жил в почти непереносимом эмоциональном напряжении. Сочинительство было моей единственной отдушиной, средством забвения. Однако, едва я освобождался от занимающей меня работы, ум моментально вновь обращался к предмету, повергавшему в отчаяние все мое существо.

Когда я брел по Мэйден-лейн, мое внимание внезапно привлек мягкий желтый свет, лившийся из окна кабачка под названием «У Гофмана». Идя домой после работы, я уже много раз проходил мимо этого заведения, хотя так никогда и не рискнул заглянуть в него. Вопреки злонамеренным слухам, распространяемым моими врагами, я уже давно и стойко придерживался воздержания в отношении спиртного. Многие годы – исключая те крайне редкие случаи, когда, подчиняясь неукоснительным законам общественного этикета, я позволял себе пригубить чуточку алкоголя, – ни к чему, крепче кофе, я не прикасался.

Однако в тот роковой осенний вечер ужасное бремя тревоги, которую я испытывал так долго, оказалось для меня непосильным. Моя решимость поколебалась, сопротивление рухнуло, и – охваченный неистовым чувством человека, выпущенного на свободу, – я поддался искушению. С безумным криком, оставив в стороне все сомнения и запреты, я ринулся во вращающуюся дверь салуна.

Час спустя я снова очутился на улице, проглотив несколько больших стаканов пунша. Однако вместо того, чтобы улучшить мое настроение, спиртное только усугубило его. Вдобавок к меланхолии теперь меня переполняло острое чувство стыда, поскольку я спустил все до последней монеты – сумму и без того скудную, но куда большую, чем я мог позволить себе при моих стесненных обстоятельствах.

Понурив голову, я, впрочем несколько неуверенно, направил стопы к дому. Стояла уже ночь, но Бродвей все еще кишел людьми, и, пошатываясь бредя по тротуару, я то и дело сталкивался с другими пешеходами, большая часть которых отвечала на подобное поведение в высшей степени неучтиво. «Гляди, куда прешь, кретин!» – кричали одни. «Пьянчуга вонючий, совсем мозги пропил!» – вторили другие. Третьи же отзывались и вовсе оскорбительно.

Хотя эти малопочтенные замечания и приводили меня в ярость, я даже перед собой, говоря начистоту, не мог не признать, что в них есть доля истины. Точности ради скажу, что выпил я не так уж много. Однако не приходится сомневаться, что – благодаря моей исключительной чувствительности даже к малым дозам спиртного – я изрядно захмелел. Я уже давно заблудился и совершенно перестал понимать, где нахожусь. Замедлив шаг под уличным фонарем, я поднял голову, чтобы определить свое местонахождение.

В то же мгновение что-то врезалось в меня с такой силой, что я свалился на мостовую. Подобные казусы нередки в многолюдной толкучке. Откуда мне было знать, что это начало приключения, полного самых поразительных и непредсказуемых событий?

Распростертый на спине, я испытывал неповторимое ощущение человека, оказавшегося на палубе фрегата во время жестокой качки. Не скоро я открыл глаза. Головокружение постепенно отступало, и до меня дошло, что кто-то склоняется надо мной – некая фигура, облаченная в похожую на монашескую рясу с капюшоном. Лицо незнакомца находилось в тени, и поначалу я не мог различить его черт. Когда мне это удалось, я сдавленно застонал.

Первой мыслью было, что пунш так извращенно подействовал на мои чувства, что зрение мое полностью исказилось. Чем иным можно было объяснить, что у незнакомца три глаза, два носа и странным образом раздвоенная губа?

Ответ я получил, когда эта подозрительная личность обратилась ко мне булькающим голосом, словно, пытаясь общаться, она тем не менее держала полный рот воды:

– Мистер По! Это действительно вы?

– Отис? – в ответ спросил я, стараясь принять вертикальное положение.

– Он самый. Разрешите помочь, – произнес мой собеседник. Крепко ухватившись за мою руку, он резким движением помог мне встать.

– Простите, что сбил вас, – продолжал он. – Не разглядел. Все из-за этого чертова капюшона.

– Не стоит извинений. – Собственный голос прозвучал, мне показалось, как-то невнятно. – Я в полном порядке.

Стоя на неверных ногах, я увидел, что мы находимся прямо перед безвкусно разукрашенным фасадом всем знакомого, всемирно прославленного Американского музея Ф. Т. Барнума.

– Так с вами все нормально, мистер По? – спросил человек в капюшоне.

Заверив его, что чувствую себя прекрасно, я пожелал ему доброй ночи и поспешил отойти. Однако не успел я сделать и шагу, как нога у меня подкосились. Если бы Отис моментально не среагировал и не принял бы меня в свои объятия, я вновь рухнул бы на мостовую.

– Отис! – воскликнул я. – Я сказал неправду. Я совсем не в порядке. Напротив, положение мое самое плачевное.

– Тогда пойдемте со мной, – нежно произнес Отис. – Мистер Барнум что-нибудь придумает.