Дела святейшие - Дельвиг Полина Александровна

— А что стало с твоей сестрой?

На глазах мужчины показались слезы.

— Я не знаю. Я даже не попрощался с ней.

— Почему?

— Мне не хотелось ее впутывать. Это теперь я понимаю, что нам следовало бежать вместе, но тогда я не был уверен, что побег удастся. Меня вполне могли пристрелить... Гардения все поняла иначе. Она решила, что я хочу единолично всем воспользоваться... И когда я ей позвонил, чтобы все объяснить, Гардения отказалась меня выслушать, сказала, что я предатель.

— Значит, ты не знаешь, что с ней?

— Нет.

— И ты не пытался связаться с ней еще раз?

— Пытался, через разные службы. Должно быть, она вышла замуж и сменила имя... Наверное, я отыскал бы ее, если бы сам приехал в Литву, но... Но пока с меня не снято обвинение, я не могу этого сделать.

Софи пожала округлыми плечами. Известие о том, что сестра мужа безвестно пропала, нисколько ее не взволновало, скорее, наоборот, успокоило.

— И все равно я ничего не понимаю. — Она морщила аккуратный носик. — С какой стати полиции столько лет тебя разыскивать за какую-ту дурацкую кражу? К тому же вещей, принадлежащих тебе?

Петер тяжело вздохнул:

— Все так и не так. В ту ночь, когда я оказался в музее, случилось еще кое-что: пропала коллекция золотых монет, но главное... был убит человек. Директор музея.

— Ты убил его! — Софи охнула.

Петер медленно, словно ведя многолетний спор с самим собой, покачал головой:

— Нет, я не убивал его. Я его презирал, но не убивал. Все же он был отцом моей жены. Хотя я ее и не любил. Но я порядочный человек, я жил в их доме, у нас родилась дочь. Я не мог убить своего тестя — ведь мы стали родственниками. И уж тем более я не стал бы красть золотые монеты. Зачем они мне.

— А кто же тогда это сделал?

— Понятия не имею. Но только когда на следующий день обнаружили труп директора, а меня опознали как человека, посетившего музей ночью, мне пришлось бежать. Я едва успел заскочить домой, чтобы попрощаться с женой, попытаться убедить ее, что не я виновник гибели ее отца... Обещал, что обязательно вытащу их с дочерью, но... — Узловатые пальцы сжались. — В общем, не сложилось. Уже много позже, когда Литва стала самостоятельным государством, я хотел перевезти жену с дочерью на Запад. Елена отказалась. Даже обсуждать эту тему не стала. Единственное, на что она согласилась, — получать деньги для нашей дочери. И так продолжалось до вчерашнего дня.

— А что произошло вчера? — подозрительно нахмурилась блондинка.

Петер кивнул на лежащий на столе конверт.

— Я получил от жены письмо, где она пишет, что смертельно больна и что я должен обеспечить дочери будущее. Если до первого числа этого месяца она не получит указанную сумму, то выдаст мой адрес полиции: ведь все эти годы меня разыскивают за ограбление и убийство.

Тонкие пальцы сжали виски.

— Я ничего не понимаю! Какая-то идиотская история. Почему твоя жена не захотела переезжать на Запад? Почему ты не послал ей сумму, о которой она просила? Неужели она хотела все?

— Нет. — С глухим отчаянием Петер всматривался в темнеющее небо. — Она хотела меньше, чем я бы сам ей дал. Проблема в другом. Письмо дошло до меня только на следующий день после ее смерти.

Блондинка беззвучно ахнула.

— И что же теперь будет? — прошептала она.

— Что будет? — Мужчина тяжело вздохнул. — Не знаю. Скорее всего завтра-послезавтра здесь появится Интерпол, наше имущество опишут, брак признают недействительным... — Он порывисто схватил руки жены. — И есть только один выход: бежать! Дорогая, мы покинем страну, посмотрим, как ситуация станет развиваться дальше. Ведь моя бывшая жена могла опоздать не только с письмом ко мне, но и с обращением в полицию. Такое тоже возможно... — Глаза смотрели умоляюще, словно у побитой собаки. — Ну а если сюда никто не придет хотя бы в течение полугода, то мы вернемся. За это время мы успеем съездить в монастырь, уладить все дела.

Софи, не отрываясь, смотрела на квадратный сапфировый перстень мужа.

— Как странно, что ты не сделал это раньше, — медленно произнесла она.

— Что именно?

— Не забрал свои сокровища.

Петер пристально посмотрел на жену, во взгляде промелькнуло нечто похожее на раздражение.

— Зачем? У меня было достаточно денег. Хранящиеся в монастыре сокровища принадлежат не просто конкретному человеку, они достояние истории. Все эти годы я жду того момента, когда смогу очистить свое имя и передать бесценный клад своему народу, своей обновленной стране. Чтобы восстановить добрую память о нашем славном роде...

Блондинка фыркнула:

— Что за чушь ты несешь! «Род», «страна»! Деньги — это просто деньги. Ты что, собираешься все раздать босякам?

— Значит, тебя интересуют только деньги? — Петер вспыхнул.

— Нет, конечно! — Софи мгновенно поняла свою ошибку. Прижавшись к мужу всем телом, она принялась мурлыкать: — Просто я не понимаю, зачем ты туда собрался, если все хочешь раздать?

— Не раздать, а передать... Но дело даже не в этом. — Голос Петера звучал взволнованно. — Главное, что я понял, — с этим необходимо покончить! Я должен найти настоящего преступника, вернуться на свою родину, в свой город, вернуть дочь, возродить свой род...

— Вернуть дочь... — Софи задумчиво смотрела в темноту. — Интересная мысль.

Мужчина тут же размяк.

— Понимаешь, моя бывшая жена была категорически против моего общения с дочерью...

Блондинка подняла злые глаза.

— Прости, я, наверное, что-то упустила. При чем здесь твоя дочь? Вернуться в Литву — пожалуйста, поселиться в старом замке — тоже не против, но зачем тебе дочь?

Петер растерялся:

— Ну как же... Мы должны вместе восстанавливать наш род. Ведь она его продолжательница...

— Ты что, собираешься делить замок и сокровища с дочерью?! — вскричала Софи.

— Милая, ты даже не представляешь, сколько там! — рассмеялся Петер. — На всех хватит.

Но полячка ничего и слышать не хотела.

— Ты с ума сошел. Ты не знаешь современную молодежь! Она оберет тебя до нитки, обвинит в смерти деда, матери, Сальвадора Альенде, запрячет в тюрьму и все загребет себе. Зачем тебе вообще с ней встречаться?

— Потому что она моя дочь, — растерянно проговорил Петер. — Единственная наследница. Кроме того...

— Не пори чушь! — отрезала Софи. — Я рожу тебе мальчика. Надо будет, рожу и десять мальчиков, а она, может быть, наркоманка. Почему твоя бывшая пыталась ее обеспечить? А? Твоя дочь должна уже давным-давно зарабатывать сама. Вот увидишь, она или бездельница, или алкоголичка. Дай ей сколько-нибудь денег и забудь...

Петер побледнел и резко поднялся.

— Софи, — тихо произнес он, — я тебя очень люблю, но если ты еще когда-нибудь позволишь так отзываться о моей дочери, клянусь, нам придется расстаться.

Пухлые губы жены задрожали, в глазах промелькнул испуг.

— Ты меня неправильно понял, — тут же заурчала она, — я только хотела сказать, что нужно быть осторожным. Ведь вы не виделись столько лет! Вряд ли у нее сохранились дочерние чувства. А с тебя еще не снято обвинение...

Опустившись обратно в кресло, Петер взял руку жены:

— Я понимаю, ты переживаешь... Но прошу — будь терпимее, все-таки она моя дочь и я перед ней очень виноват...

— А этот медальон, он у тебя?

— Медальон — да. — Петер все еще выглядел расстроенным. — Понимаешь, когда я забрал из замка...

— Где он сейчас? — перебила молодая женщина.

— В моем сейфе. Хочешь на него взглянуть?

— О, да! — Голубые глаза отражали воду в бассейне. — Я очень хочу его увидеть...

Глава 4

— Привет, я не рано?

— Привет. — Одной рукой Рона пыталась протереть глаза, второй же, на всякий случай, придерживалась за дверной косяк, ибо не далее как полминуты назад она еще крепко спала. — Ты откуда здесь взялся?

Стас, с которым она рассталась, как ей казалось, навсегда, довольный, ни капельки не сонный, каким-то непостижимым образом возник на пороге ее квартиры с огромным ротвейлером на руках. Пес весил не меньше сорока килограммов, и стоило немалых усилий удерживать его на весу.