Хулия Наварро - Глиняная Библия
– У меня неприятная тяжесть в желудке и, кроме того, ощущение, что мы вот-вот рухнем в пропасть.
– Не забивай себе голову всякой чушью.
– Да это не чушь, можешь мне поверить. Я поговорю с ним.
– А не слишком ли рискованно звонить ему из Испании?
– Думаю, да. Но если я не найду другого выхода, то придется рискнуть. Я собираюсь в деловую поездку. Может, я смогу позвонить из того места, где буду находиться.
– Держи меня в курсе.
Энрике положил трубку и сжал кулаки. Сын молча наблюдал за ним, обеспокоенный тем, что лицо отца выражало тоску и гнев одновременно.
– Что случилось, папа?
– Это тебя не касается.
– Ничего себе ответ!
– Извини за грубость, но мне не нравится, когда ты расспрашиваешь меня о делах, и это тебе давно известно.
– Да, известно. С тех самых пор, как я стал что-то соображать, я знаю, что не должен тебя ни о чем спрашивать и, тем более, не должен совать свой нос в твои дела. Мне не известно, что это за дела, однако я понимаю, что это закрытое ристалище, на которое зрители не допускаются.
– Совершенно верно. Так было и так будет. А теперь мне хотелось бы, чтобы ты оставил меня одного. Мне нужно кое-кому позвонить.
– Ты говорил, что собираешься куда-то поехать. Куда?
– Я уеду через пару дней.
– Но куда и зачем?
Энрике привстал и стукнул кулаком по столу. Да, он был стариком и разменял уже девятый десяток, однако в его глазах сверкнул такой гнев, что Хосе невольно отшатнулся от отца.
– Не встревай в мои дела и не пытайся относиться ко мне как к старику! Я еще на многое способен! А теперь иди! Оставь меня одного!
Хосе повернулся и в задумчивости вышел из кабинета. Он струпом узнавал своего отца в этом психопате, готовом броситься на него с кулаками, если он начинал его о чем-то расспрашивать.
Энрике опустился в кресло и, порывшись в стоявшей на столе коробке, достал из нее пузырек, из которого вынул две таблетки. Он чувствовал, что у него начинает раскалываться голова. Врач уже не раз говорил Энрике, что ему ни в коем случае нельзя нервничать. Несколько лет назад Энрике пережил инфаркт. Обошлось, правда, без последствий, но, как ни крути, возраст брал свое.
Он мысленно обругал последними словами Альфреда, а затем и себя за то, что вздумал заступаться за Альфреда перед Джорджем. Какого черта Альфред не выполняет принятых договоренностей, как выполняют их все остальные? Почему он пытается от них отделиться?
Энрике надавил на кнопку, находящуюся под крышкой стола, и через несколько секунд в дверь легонько постучали.
– Войдите!
Служанка в черном платье и белоснежных фартуке и чепчике открыла дверь и замерла на пороге в ожидании распоряжений Энрике.
– Принесите мне стакан воды и скажите донье Росио, что я хочу ее видеть.
– Хорошо, сеньор.
Росио вошла в кабинет мужа со стаканом воды в руке и, взглянув на него, испугалась. Она увидела Энрике таким, каким ей и раньше иногда приходилось его видеть: это был незнакомый человек с ледяным взглядом, и не вызывало сомнений то, что этот человек ни перед чем не остановится.
– Энрике, что случилось? Ты себя плохо чувствуешь?
– Заходи. Нам нужно поговорить.
Росио кивнула, поставила стакан с водой на стол и села в кресло, стоявшее с другой стороны стола. Она знала, что ей сейчас нужно молчать и ждать, что скажет муж. Она аккуратно расправила на коленях юбку, словно отгораживая себя этим жестом от той бури, которая, как она знала, могла сейчас разыграться в полумраке кабинета.
– В этой коробке, – Энрике показал на одну из стоявших на столе коробок, – лежит ключ от банковского сейфа. Там нет бумаг, которые бы компрометировали меня, но в некоторых из них содержится информация о бизнесе, которым я занимаюсь. Я хочу, чтобы, когда я умру, ты немедленно отправилась в банк и уничтожила эти бумаги. Хосе не должен их увидеть. А еще я хочу, чтобы ты никогда не рассказывала ему о прошлом. Ты знаешь, о чем я говорю.
– Я никогда ему об этом не расскажу!
Энрике впился взглядом в лицо жены, будто желая, чтобы ему открылись самые потаенные уголки ее души.
– Я в этом не уверен, Росио, не уверен. До сего момента ты i этого не делала, но ведь у тебя над душой всегда стоял я. Когда I же меня не будет…
– Я никогда не давала тебе повода не доверять мне…
– Да, ты права. Однако поклянись мне, что ты выполнишь то, о чем я тебя прошу, потому что ты это сделаешь не ради меня, а ради Хосе. Пусть все будет так, как было до сих пор. Имей в виду, что если содержащаяся в этих бумагах информация будет предана огласке, то… Мои друзья об этом непременно узнают, и рано или поздно произойдет что-то ужасное.
– Что они с нами сделают? – испуганно спросила женщина.
– Ты себе этого даже и представить не можешь. У нас есть свои правила, свои нормы поведения, и мы обязаны их придерживаться.
– А почему ты сам не хочешь уничтожить эти бумаги? Почему не хочешь избавиться от информации, которая, как ты считаешь, не должна попасть в чужие руки?
– Сделай то, о чем я тебя попросил. Есть кое-что, от чего я, пока жив, избавиться не могу, но после моей смерти это не должно явиться на свет Божий.
– Уж лучше бы я умерла раньше, чем ты!
– Я нe возражаю против того, чтобы все случилось именно так. Но сейчас поклянись мне на Библии, что ты сделаешь то, о чем я тебя прошу.
Энрике придвинул Библию и заставил жену положить на нее руку.
Росио охватил ужас. Она чувствовала, что происходит нечто зловещее.
Держа руку на Библии, она поклялась сделать то, что от нее потребовал Энрике. Затем муж дал ей подробные инструкции. Кроме бумаг, хранящихся в банке, она должна была уничтожить и бумаги, лежавшие в сейфе, вмонтированном в стену его кабинета за одной из картин.
Когда Росио ушла, Энрике позвонил Джорджу.
– Слушаю.
– Это я.
– Есть новости?
– Ты был прав. Нам нельзя пасовать перед Альфредом. Он может все разрушить.
– В том числе и уничтожить всех нас. Он первым нарушил правила. Я тоже его люблю, но теперь ситуация такова: либо он, либо мы.
– Мы.
– Рад это слышать
* * *Вертолеты стояли в рядна военной базе, тщательно охраняемой Республиканской гвардией. Ахмед Хусейни объяснял командиру базы, насколько важно для Ирака, чтобы участники археологической экспедиции своевременно прибыли в Сафран. Офицер слушал Ахмеда со скучающим видом. Он получил от Полковника четкие указания: необходимо доставить этих иностранцев и их объемный багаж в Сафран, и вынужден был подчиниться, а потому не было никакой необходимости читать ему еще и лекцию о древней Месопотамии.
Ив Пико и его заместитель Альбер Англад помогали солдатам размещать ящики с оборудованием и материалами в вертолетах, тем же занимались и остальные участники экспедиции, в том числе и женщины, на которых, усмехаясь и перешептываясь, украдкой поглядывали солдаты.
Пико заранее настоятельно порекомендовал всем женщинам надеть брюки, рубашки с длинными рукавами и ботинки, а не щеголять в шортах и футболках. Но иракских солдат, несмотря на это, явно забавлял вид группы европейцев, у которых, судя по всему, не было никаких проблем, кроме одной: как побыстрее и без приключений добраться до Сафрана.
Когда весь багаж был погружен, а участники экспедиции разместились в незанятых вертолетах, Ив Пико поискал взглядом Ахмеда.
– Жаль, что вы не полетите с нами, – сказал Пико Ахмеду на прощание.
– Я вам вчера уже говорил, что буду навещать вас в Сафране. Я не смогу приезжать туда надолго, однако постараюсь делать это хотя бы раз в две недели. А вообще я буду находиться в Багдаде и смогу решать возникающие проблемы из своего кабинета.
– Надеюсь, что нам не придется вам сильно докучать.
– Я желаю вам успеха. Да, и относитесь к Кларе с доверием! Она очень толковый археолог и обладает шестым чувством, позволяющим ей замечать самое важное.
– Хорошо.
– Удачи!
Они пожали друг другу руки, и Ив залез в вертолет. Вертолеты стали взлетать один за другим и вскоре исчезли за линией горизонта. Ахмед вздохнул: он снова утратил контроль над собственной жизнью и отдал ее в руки Альфреда Танненберга. Старик однозначно дал ему понять: либо он примет участие в его очередной афере, либо Ахмеда убьют. А если не убьют сразу, то по словам Танненберга, его обвинят в измене родине и им займется тайная полиция Саддама.
Ахмед знал, что для Альфреда не составит никакого труда упрятать его в тайные застенки Саддама, из которых живым еще никто не выходил.
Альфред с презрением сказал Ахмеду, что если операция завершится успешно и, кроме того, если Клара найдет таблички то Ахмед может убираться на все четыре стороны. Альфред не будет помогать ему бежать из Ирака, но и мешать тоже не станет.
В чем Ахмед был абсолютно уверен – так это в том, что Танненберг организовал за ним круглосуточную слежку. Он не замечал присутствия людей Альфреда (возможно, это были люди Полковника), однако твердо знал, что за ним следят.