Заводная девушка - Анна Маццола
Доктор Рейнхарт стоял посередине гостиной, заложив руки за спину. Рядом находилась его таинственная машина. Скрытая бархатной накидкой, она была на целую голову выше своего создателя. Мадлен заметила, что машина стоит на массивном пьедестале. Рядом с Рейнхартом она увидела Лефевра, и это придало ей уверенности. Заметив Мадлен, Рейнхарт лишь кивнул ей. Его лоб блестел от пота. Значит, Мадлен была не единственной, кто нервничал.
– Если я подам тебе знак, ты должна подойти и в точности выполнить то, что я тебе скажу. Понимаешь?
– Да, месье, понимаю, – ответила она, чувствуя отвратительную сухость во рту.
Через несколько минут по гостиной пронесся шепот. Толпа придворных расступилась. Вошел король. Его камзол наискось перепоясывала синяя атласная лента. Король улыбался. Рядом шла мадам де Помпадур, с густо нарумяненным лицом, сверкая бриллиантами на шее и в волосах. Ее глаза пристально следили за всем и всеми. Людовик уселся на позолоченный диванчик напротив Рейнхарта. Помпадур села слева от него. Король взглянул на Рейнхарта, чуть наморщил лоб и слегка улыбнулся:
– Все готово?
– Да, ваше величество. Все готово.
Глава 21
Жанна
Что бы ни являла собой эта инфернальная машина, вряд ли она превзойдет худшие предчувствия Жанны. Хотя откуда ей знать, до каких пределов простираются способности часовщика? «Странный тип», – думала она, разглядывая Рейнхарта, рослого, неестественно бледного, с нездоровым блеском лица. Поначалу Жанна решила, что он чем-то болен. Впрочем, может, он просто нервничал. Кто-кто, а она хорошо знала, сколько болезней приносят человеку расшалившиеся нервы.
– Дамы и господа, – начал Рейнхарт с заметным швейцарским акцентом, – впервые я представляю здесь плод своих трудов, который создавал несколько месяцев под благосклонным покровительством его величества короля. Мое изобретение – первое в своем роде, и оно, смею смиренно предположить, идет дальше автоматов Жака де Вокансона, поскольку здесь представлены не только внешние органы, способные двигаться. Вокансон создал для вашего величества механического флейтиста. Я дарю вам… Посланницу.
Говоря, Рейнхарт потянул за веревку. Покрывало сползло. По толпе придворных пронесся возглас удивления. С пьедестала на них смотрела красивая девушка в светло-серебристом платье. Ее голову венчала золотая корона. Она сидела за небольшим позолоченным письменным столом, держа в руке гусиное перо. Свет множества свечей плясал на ее фарфоровом лице. Казалось, она дышит… Боже милостивый, она действительно дышала! Ее грудь двигалась. От ее движений, которые были едва заметны, кровь Жанны похолодела.
Закончив говорить, часовщик встал на табурет позади автомата, вставил золотой ключ и несколько раз повернул. Раздался щелчок, негромкое жужжание. Потом все смолкло, и кукла начала двигаться. «Какая мерзость!» – подумала Жанна. Кукла Рейнхарта наклонила голову, словно раздумывая, затем подняла руку, обмакнула перо в чернильницу и поднесла перо к лежащему перед ней листу бумаги. Зрители зашептались, раздались удивленные смешки. Но перо заскрипело, и искусственная девушка начала писать. Пока она работала, ее глаза двигались, будто она следила за появляющимися словами. Чем-то кукла напоминала жуткий подарок дочери Рейнхарта, от которого Жанна благополучно избавилась. Только у нее механизм был доведен до совершенства, и сверкающие зеленые глаза казались более живыми. Прошла минута или две. Кукла замерла, склонила голову в другую сторону и снова начала писать. Дописав последнее слово, она отложила перо и взглянула на зрителей.
Доктор Рейнхарт вышел вперед, держа лист со строчками, написанными автоматом. Показав их зрителям, он подал бумагу Людовику. Король встал:
– Вот что она написала:
Пусть выгляжу куклою заводной,
Не торопитесь судить свысока.
Себя ощущаю я живой,
И правду пишет моя рука.
В гуще придворных послышались восхищенные возгласы, поначалу робкие и немногочисленные, но с каждой секундой их становилось все больше. Людовик улыбнулся, а затем и рассмеялся. Жанна почувствовала жуткую тошноту. Горло жгло кислотой, поднимавшейся изнутри. Должен же Людовик увидеть то, что видела она и о чем догадывалась с самого начала. Эта кукла с безупречным фарфоровым лицом, длинными светлыми волосами и в серебристом платье выглядела совсем как девушка, которую Жанна видела в доме часовщика. Это была Вероника – дочь Рейнхарта, воскрешенная из мертвых.
Постепенно сердце Жанны вернулось к обычному ритму. Она решила попристальнее рассмотреть диковину Рейнхарта. Это была Вероника и в то же время не Вероника. То же лицо, покрытое белилами и румянами, похожее на безупречно гладкое лицо живой девушки с ее природным румянцем. Те же лучистые изумрудные глаза, которым Жанна позавидовала, едва увидев Веронику, но сделанные из стекла и лишенные осмысленности живых глаз.
Доктор Рейнхарт повернул подиум и приподнял платье куклы, имевшее вырез на спине. Там находилась полость. Часовщик сунул туда руку и показал механизм, благодаря которому кукла могла писать: хитросплетение штырьков, пружинок, а в середине – несколько медных дисков разного диаметра. Поблизости от Рейнхарта стояла его служанка (она же тайная шпионка Жанны) и смотрела на куклу. Жанна была так поглощена человекоподобной машиной, что только сейчас заметила присутствие Мадлен. Для Версаля служанку одели поприличнее: в полотняное платье с кружевными манжетами. Лицо Мадлен закрывала вуаль, и все равно Жанна разглядела ее бледное от страха лицо.
– Я могу управлять письмом, – продолжал Рейнхарт. – Она способна написать все, что вы пожелаете. – Он улыбнулся. – Думаю, до меня таких автоматов никто не делал.
Когда Жанна заговорила, ее голос звучал слишком хрипло и напряженно:
– Тогда заставьте вашу куклу написать послание королю, нашему дорогому Людовику.
Встав, она подошла к доктору Рейнхарту, намереваясь прошептать ему на ухо. От часовщика пахло мускусом, пудрой и каким-то лекарством. Рейнхарт нахмурился, затем кивнул. Он вернул куклу в прежнее положение, чтобы настроить механизм, но не показывать свои манипуляции зрителям, и провел рукой по лбу. Его губы шевелились. Возможно, часовщик напоминал себе последовательность обращения с механизмом, а может, разговаривал с куклой. Через какое-то время, показавшееся Жанне неимоверно долгим, он удовлетворенно кивнул и снова поднялся на табурет, дабы завести куклу.
Несколько секунд та оставалась неподвижной. Потом, как и в прошлый раз, наклонила голову, подняла перо и начала писать. Придворные замерли, следя,
