Заводная девушка - Анна Маццола
По словам Рейнхарта, это будет великим событием и грандиозным зрелищем. У Мадлен сдавило горло. Наконец-то они увидят машину, которую она столько раз безуспешно пыталась увидеть в процессе изготовления.
– Но что это за задание? – спросила Эдме; нервное возбуждение хозяина передалось и ей. – Теперь-то вы можете нам рассказать?
Доктор Рейнхарт улыбнулся, притронувшись пальцем к кончику своего длинного носа:
– Это сюрприз. Я не могу вам рассказать, иначе сюрприз будет испорчен. А в сюрпризе заключена половина моего нового детища.
Эдме и Мадлен переглянулись, не поверив его словам. Хозяин показался им перевозбужденным, словно его горе обрело какую-то странную форму.
– Месье, а хоть кто-то увидит ваше изделие, прежде чем вы покажете его публике? – нарочито беззаботным тоном спросила Мадлен.
– Ни одна душа, – ответил доктор Рейнхарт. – Даже Лефевр. Он видел лишь промежуточную версию, и это его сильно разозлило. Мой друг считает, что идея целиком принадлежит ему, и потому жаждет признания. Но думаю, в конечном итоге он будет удовлетворен и признает мое достижение. А сейчас… – Рейнхарт хлопнул в ладоши. – Давайте завтракать булочками с шоколадом. Я неожиданно почувствовал зверский голод.
В тот же день, когда Мадлен чистила фарфор, Рейнхарт подошел к ней. Поглощенная мыслями, она не сразу заметила его присутствие.
– Нужно, чтобы кто-нибудь помогал мне на случай, если что-то пойдет не так, – сказал он. – Мне требуется помощница.
– Помощница, месье? – оторопела Мадлен.
– Да. Приготовления уже начались. Жозефа я оставлю здесь, а ты во вторник поедешь со мной. В Версаль.
Блюдо, которое она держала, выскользнуло из ее рук и запрыгало по столу. Версаль. Блистательный дворец, о котором маман и Коралина болтали без умолку, но где сама она никогда не была. Средоточие моды и этикета, замок, построенный из серебра и золота.
– Месье, если вы уверены, что нуждаетесь в моей помощи… Но если я поеду в Версаль… – Мадлен указала на свое простое платье.
– Мадлен, ты едешь туда не на бал и танцевать не будешь. Но в общем-то, ты права. Там свои правила. Ты должна надеть что-то изящное. Простое, но изящное. – Рейнхарт забарабанил пальцами по столу. – Я дам тебе денег. Купишь что-нибудь подходящее. Только без оборок, бантов и прочей чепухи. В самом представлении ты участвовать не будешь. Мне надо, чтобы ты находилась рядом и помогала мне управляться с механизмом.
Управляться с механизмом. Но au nom du Christ[29], что же представляет собой этот механизм? Может, предположение Помпадур оправдалось и Рейнхарт действительно создал механического человека? А если нечто более ужасное? Ей вспомнился поднос с разноцветными стеклянными глазами и рисунок клетки.
– Доктор Рейнхарт, что именно от меня потребуется?
– Ты будешь подносить отдельные части устройства и помогать мне, если машина вдруг начнет работать не так, как надо. – Рейнхарт посмотрел на нее поверх очков и наморщил нос. – Предупреждаю: поначалу тебе будет трудно за всем следить, но это необходимо. Знай, у меня есть свои причины делать то, что делаю.
От слов хозяина Мадлен стало очень не по себе. Она сильно занервничала, и волнение от предстоящей встречи с Версалем сменилось страхом. Если Рейнхарт построил нечто ужасное, а Мадлен не сумеет предупредить полицию, Камиль ее попросту прикончит.
– Месье, неужели вы не можете рассказать мне поподробнее? Просто чтобы я получше подготовилась?
Рейнхарт ненадолго задумался, затем покачал головой:
– В этом городе, Мадлен, все люди, вещи и события связаны между собой. Любые слова опасны, даже если произнести их шепотом, даже если говоришь своему самому близкому другу. Через два дня ты все увидишь, и остальной мир – тоже.
Через два дня. Завтра она сходит навестить Эмиля и постарается что-нибудь привезти ему из Версаля: лоскут диковинной ткани, сахарную мышь или еще что-нибудь. Пусть мальчик порадуется. Мадлен вернулась к работе. Взяв блюдо, она увидела, что оно треснуло. По фарфору, словно шрам, тянулась тоненькая трещина. Мадлен похолодела. Она не считала себя суеверной и склонной к предрассудкам, однако треснувшее блюдо показалось ей дурным знаком. Даже если не случится ничего серьезного, Эдме с нее шкуру спустит за это блюдо.
Поздним вечером, когда в угольно-черном небе запорхали летучие мыши, Мадлен предприняла еще одну, последнюю попытку заглянуть в мастерскую. Из кухни она вынесла во двор табуретку, с помощью которой забралась на дерево, росшее под окном мастерской. Лучше было бы тайком привести Эмиля и поручить это дело ему. Перебираясь с ветки на ветку, она проклинала мешавший подол. Несколько раз Мадлен поскальзывалась и едва не падала, обдирая лодыжки. Когда же она достигла оконного козырька, ее чулки были порваны и заляпаны кровью, а ногти обломаны до мякоти.
Все ее ухищрения оказались напрасными. Как она и опасалась, окно оказалось запертым. Передохнув, Мадлен пододвинулась ближе к стеклу. Поначалу она почти ничего не видела, кроме искаженного отражения ветвей и окрестных построек. И вдруг в темноте блеснул овал лица. Она уже приготовилась закричать, когда в последнее мгновение до нее дошло: это не лицо, а маска. Мадлен судорожно выдохнула. Должно быть, она увидела одну из масок, которую Рейнхарт зачем-то вынул из шкафа. Но зачем? Возможно, просто так, однако тягостное чувство не покидало ее всю ночь и весь следующий день. Мадлен считала часы до поездки в Версаль, где Рейнхарт наконец-то покажет свою диковинную машину.
Часть третья
Версаль
Глава 20
Мадлен
По дороге на Версаль в обе стороны тянулись богатые кареты и всадники на холеных лошадях. Дорога шла вдоль берега реки, сверкающей под солнцем, и полей, где пока еще не появились всходы. На полях трудились крестьяне, грязные, исхудавшие. Они вскапывали землю и иногда щурились на дорогу, провожая взглядом кареты. Но по большей части земля пустовала, и единственными звуками были цокот копыт и скрип колес.
Где-то через час кучер был вынужден немного замедлить ход. Лошади фыркали. Мадлен сдавило грудь от страха скорой встречи с Версальским дворцом. Должно быть, осталось совсем немного. Подумать только: она, увечная дочь торговца птицами, окажется во дворце, которому нет равных в Европе. Коралина рассказывала, что там свыше двух тысяч комнат и сотня лестниц, а зеркал… устанешь считать.
Карета въехала на холм, откуда, словно в горячечном сне, открывался вид на дворец. Его позолоченные крыши и карнизы сверкали на солнце. Мадлен будто ударили в сердце. Издали дворец казался сделанным из сахарной ваты и карамели и манил съесть его целиком.
– Mon dieu! – выдохнула она.
Рейнхарт, который почти всю дорогу молчал, посмотрел на нее:
– Ты видишь символ королевской
