Выстрел из темноты - Евгений Евгеньевич Сухов
Вышли из подъезда. Повсюду беспросветная мгла. Только в противоположном доме на третьем этаже, пробиваясь через щели маскировочного полотна, блекло рассеивался тусклый свет.
От угла дома оскольчатой кучей на асфальт сползали поломанные блоки, разбитые перекрытия, обломки стены вперемешку с мебелью, все то, что еще совсем недавно называлось подъездом.
– Понесли туда, – сказал хромоногий и шагнул в вязкую темноту.
Подтащили труп к расколоченным кирпичам и прикрыли его обломками бетонной плиты.
– Разбирать станут, подумают, что при бомбежке завалило. Все, уходим!
* * *
Вернулись в квартиру. Семен был под хмельком. Бесшабашный. Острый на язык. Пришедших встретил задорными словами:
– Ну что, похоронили бедненько?
– Завалили обломками.
– Значит, теперь он никуда не денется. Ну и правильно! Будем его навещать. Молитву над ним прочитали? – неожиданно и всерьез поинтересовался Рыжий. Порой сложно было его понять: не то он шутит, не то говорит всерьез.
– Какую еще такую молитву? – хмуро произнес колченогий.
– Отходную молитву. Ты разве не слышал о такой? По исходу души от тела. Всему вас учить нужно. Ну, чего приуныли? – весело спросил он. – Собираемся в дорогу!
– Куда? – невольно выдохнул Нестер.
День миновал. Самое время принять перед сном стопочку водки и завалиться на боковую. Что же он еще придумал, этот неугомонный?
– Читать отходную молитву. И, быть может, даже не одну. Возражения не принимаются! Начинается самое интересное, неужели ты хочешь пропустить веселье?
Вышли наружу. На улице заметно посвежело. Порывисто, будто бы на что-то сердясь, в лицо ударил колючий северный ветер. Попридержав рукой кепку, Рыжий зашагал по Верхней Красносельской. Миновал Богадельню имени Геера, а дальше по Проходной через дворы вышел прямиком на улицу Шумкина.
Гера держался рядом, порой бросая взгляд в лицо Рыжего, не смея донимать его вопросами – тот был явно не в настроении. Мог и сорваться на ком-нибудь, а вот этого он не желал – чем острее становились его остроты, тем сильнее портилось его настроение. Кривая ухмылка, перекосившая лицо Семена, не сулила ничего хорошего.
Хромоногий, опасаясь отстать, скоренько ковылял, приволакивая за собой изуродованную ногу.
Остановился возле деревянного двухэтажного здания с большой верандой. Изначально это был купеческий особняк, но лет двадцать назад он приютил десять семей. Но даже будучи переполненным, выглядел нежилым: ни шороха, ни скрипа, даже собака не тявкнет.
Терпеливо подождали приковылявшего хромоногого.
– Готов? – весело поинтересовался у него Рыжий.
– К чему? – удивленно протянул Нестер, уставившись на главаря.
– К труду и обороне! Баб любишь? – поинтересовался он весело.
– А кто их не любит? – удивленно спросил хромой.
– Хороший ответ! Тогда канайте за мной. У меня здесь хата свободная имеется.
– Ты о ней не рассказывал.
– Берегу на всякий случай, может понадобиться, – пояснил Рыжий.
Потянув на себя дощатую дверь, укрепленную дырявыми металлическими листами, негромко скомандовал:
– За мной! Только лоб себе в этой темноте не расшибите.
Недовольно скрипнула тугая дверная пружина. Подчиняясь силе, впустила полуночных гостей. Прошли по узкому коридору через строй развешанного на стенах добра: изрядно поношенных телогреек; свисающих до пола веревок; ржавых корыт; стиральных досок. Опасаясь загреметь, перешагнули через поломанные зимние санки, преграждающие дорогу; обогнули старинный сундук, нагло выпиравший от стены; преодолели керосиновые лампы, собранные в кучу на полу. Добравшись до конца длинного коридора, Рыжий шагнул к двери в самом углу.
– Пришли, – достал он длинный ключ со множествами насечек, отомкнул замок.
Действовал без спешки, не опасаясь, что его увидят, а стало быть, не врал – хата действительно принадлежала ему или, во всяком случае, он имел на нее какое-то право.
– Проходите, – гостеприимно распахнул Семен дверь.
Тускло вспыхнул включенный свет, и их глазам предстал на круглом полированном столе гипсовый бюст Дзержинского. На вошедших Железный Феликс смотрел строго, где-то с некоторой укоризной, словно в чем-то подозревая. Именно таким взглядом глава ВЧК буравил матерых врагов революции.
– На хрена он тебе? – кивнув в сторону бюста, спросил блондин.
– Пусть напоминает.
– И о чем? – осклабился в крысиной улыбке блондин.
– Что расслабляться никогда нельзя, – пояснил Рыжий.
– А бабы-то где? – недовольно поинтересовался хромой.
– Ты знаешь, что в таких случаях говорил Карл Маркс? – строго посмотрел Рыжий на хромого.
– Что-то я подзабыл, – хмыкнул тот. – Напомни.
– Сначала дело, а потом развлечения и бабы. Учи диамат, там все про нашу жизнь написано!
Из мебели в комнате только пара стульев, стол и большой кованый сундук, смотревшийся в пустынной убогой комнате настоящим сокровищем из восточных сказок. Приподняв крышку сундука, Семен поторопил:
– Давай, разбирай, братва!
Нестер, припадая на правую ногу, шагнул к сундуку и озадаченно глянул на Рыжего:
– Оружие… Откуда у тебя столько? С кем ты воевать собрался?
В сундуке хранились пистолет-пулемет Судаева, два пистолета-пулемета Дегтярева, один пистолет-пулемет Шпагина. Завернутые в промасленные тряпицы, в ряд выложены два револьвера, один пистолет «ТТ», три пистолета Коровина, которыми оснащался средний и старший командный состав Красной армии, и, словно генерал среди среднего командирского состава, бережно завернутый в бархатную тряпицу, лежал маузер.
– А вдруг фрицы Москву захватят? – прищурившись, ответил Рыжий. – Будет чем отбиваться! Ну, чего замер, Нестер? Бери и не рассуждай!
– И что ты посоветуешь? – спросил хромой.
– Возьми «вальтер».
– Это который?
– Тот, что в правом углу.
Нестер поднял со дна сундука «вальтер», повертел его в руках:
– Знатная игрушка… А чего раньше-то не сказал, что ты такой богатый?
– Значит, причина имелась, – веско заметил Семен, уколов острым взглядом. – Гера, а ты чего стоишь? – посмотрел он на блондина. – Тебя пинками, что ли, подгонять?
Блондин подошел к сундуку и некоторое время рассматривал его содержимое.
– Я возьму маузер, – посмотрел он на главаря.
– Гера, а ты, как я посмотрю, пижон! – широко улыбнулся Рыжий. – Разве тебе откажешь? Забирай! Хотя, признаюсь, от сердца отрываю.
Блондин взял маузер, восхищенно покрутил его в ладонях. Было понятно, что столь красивая и сильная вещь имеет столь же блистательную биографию. Если бы красивое железо могло говорить, то поведало бы немало занимательных историй.
– А теперь пошли!
– Куда?
– Веселье продолжается! Рашпиль хотел меня видеть… Вот я сейчас к нему и заявлюсь, чего время терять? Да спрячьте вы стволы, а то трясете ими, как кот мудями!
Вышли на улицу. Протопали метров сто. Дорога уперлась в церквушку, от которой разошлась в двух направлениях. За прошедшее столетие церкви немало досталось: и горела не единожды, бывало, что грабили; иконы выносили; церковную утварь растаскивали, а потом и вовсе обесчестили – со стен соскребли средневековые фрески. В тридцатые годы совсем угробили: скинули с
