Лампа паладина - Наталья Николаевна Александрова
– Давайте я вам помогу, – улыбнулся Орловский, – вас беспокоят ваши сны…
Какие сны? Не было у меня никаких снов. Видения – были, но это из-за лампы…
– Откуда вы узнали? – спросила я хмуро.
– Вы не должны сердиться на вашу маму, она сказала, что у вас бывают вещие сны, сказала, что вы спасли ей жизнь, не пустили в автобус, который потом разбился…
Ну надо же, а я думала, что она ничего не поняла и не заметила.
– Вы знаете, я ей поверил, потому что наблюдал вас, так сказать, в действии, – улыбнулся Орловский. – Тогда, в банке, вы ведь и мне спасли жизнь…
– Ну… – Я смутилась.
– Вам совершенно нечего стыдиться! – горячо заговорил он. – Как специалист, я скажу вам, что человеческая психика таит в себе много неизведанного. Вообще, может быть, человеческая психика – самый сложный объект Вселенной, сложнее звездных скоплений и черных дыр. Иногда приходится только разводить руками, понимая собственное бессилие!
Вам наверняка приходилось слышать о телепатии, то есть передаче мыслей на расстоянии. Правда, во многих случаях это просто шарлатанство или мошенничество, но далеко не во всех!
Документально зафиксирован случай, имевший место во время Первой мировой войны, когда мать узнала о гибели сына в тот самый день и час, когда его убил вражеский снаряд. Притом что никакой связи с ним у нее не было. И этот случай далеко не единичный!
А как часто люди во сне узнают об ожидающих их неприятностях или, наоборот, приятных сюрпризах – так называемые вещие сны… я знал одну женщину, директора крупной торговой фирмы, которая видела один и тот же сон перед приходом инспекции, и, увидев этот сон, без колебаний отправлялась на работу раньше обычного, чтобы все проверить до прихода инспектора. И можете себе представить – ни разу не ошиблась! Так что я не считаю невозможным то, о чем говорила ваша мама. Простите, – остановился Орловский, поймав мой взгляд, – я, кажется увлекся. Так о чем вы хотели поговорить?
И я рассказала ему про свое видение, то есть якобы про сон. Описала в подробностях квартиру и старуху, в которой он тотчас же опознал Анну Валерьевну, а противного типа определил как младшего брата ее покойного мужа, который возник в ее жизни после его смерти, раньше-то академик не больно его жаловал.
Но вот теперь он торчит у старухи каждый день, а ей скучно, вот она его и привечает.
– И между делом наговаривает на внука, – согласилась я, – а Антон совсем не такой.
– Да? Вы и его знаете? – Орловский посмотрел на меня очень внимательно.
– Так получилось…
Потом Орловский очень подробно расспрашивал меня про отравление, сказал, что теперь все сходится. Потому что он никак не мог понять, откуда у старухи неожиданные жалобы на потерю памяти, рассеянность, головные боли…
– Я ведь психиатр, а тут нужен невролог. Я предложил Анне Валерьевне пройти обследование, но она отказалась…
В общем, что мы там ели, я не помню, потому что весь вечер мы обсуждали, как вырвать несчастную Анну Валерьевну из рук злодея. Слышала бы меня Бастинда!
– Анна Валерьевна, – проговорил Орловский как можно убедительнее, отставив кофейную чашечку мейсенского фарфора. – Я знаю, что вы не любите выходить из дома…
– Не люблю и не собираюсь! – отрезала старуха. – Даже разговаривать на эту тему не хочу!
– Но дело в том, что один мой знакомый антиквар очень хотел бы, чтобы вы нанесли ему визит.
– Об этом и речи быть не может!
– Но вы хотя бы выслушайте меня. Дело очень интересное и может принести вам большую пользу.
– Ну, я вас выслушаю просто из уважения. Мы столько лет знакомы, что не могу просто так отмахнуться.
– Спасибо.
Орловский встал, подошел к стене и снял с нее небольшую картину – голландский дворик, вымощенный кирпичом, женщина в длинной красной юбке с корзиной в руках…
– Что вы знаете об этой картине?
– Знаю, что мой покойный муж ее очень любил. Что это – кто-то из «малых голландцев»…
– Что это один из голландцев – спору нет. Но вот насчет «малых»… я виноват, мне самому эта картина показалась интересной, и я без вашего позволения сфотографировал ее и показал своему знакомому.
Он сначала предположил, что это работа Питера де Хоха. Но на всякий случай изучил каталоги голландской живописи, документы нескольких аукционов и описания крупных частных и музейных коллекций и сделал удивительный вывод…
Орловский помолчал. Старуха упорно делала вид, что разговор ее не интересует и она слушает Орловского только из уважения к нему. Однако глаза ее блестели, и, когда он замолчал, она нетерпеливо проговорила:
– И какой же вывод?
– По описанию картины, по сюжету и по размерам холста эта работа очень напоминает одну картину Вермеера, считающуюся утраченной.
– Вот как? Ну и что?
– Вот поэтому мой знакомый очень хотел бы, чтобы вы навестили его. Вместе с этой картиной, разумеется. Он осмотрит ее тщательно и сделает предварительные выводы. И если его предположения подтвердятся – договорится о музейной экспертизе.
– Если он так хочет – пускай сам ко мне приедет.
– Разумеется, он бы и приехал, но ему для первичной экспертизы нужно сложное оборудование, которое он не сможет привезти к вам, – вывернулся Орловский.
– Надо же! Какие сложности! Так может, вы, Жорж, сами ему картину отвезете?
– Нет, Анна Валерьевна, на это я никак не могу согласиться! Эта картина слишком ценная, и я просто не могу взять на себя такую ответственность. Вот как хотите, не могу. Вот проводить вас к своему другу я, конечно, готов.
– Слишком ценная? – с интересом переспросила старуха, но тут же пригасила блеск глаз. – А на что мне сейчас деньги? У меня не такие большие потребности… что нужно одинокой старухе? Тарелка каши, чашка чая с конфеткой…
– Ну, нет так нет. – Орловский поднял руки. – Заставить вас я, конечно, не могу…
– А все же просто так, для интереса, сколько может стоить такая картина?
– Просто так, для интереса? Ну, я, конечно, не арт-дилер, но, насколько я знаю, картин Вермеера сохранилось совсем немного, по самым оптимистичным подсчетам, около тридцати. Из-за такой редкости эти картины ценятся очень высоко, на аукционах их давно не было, а когда были, стартовая цена составляла десятки миллионов…
– Долларов? – оживленно осведомилась Анна Валерьевна.
– Нет, не долларов…
– Рублей? – спросила старуха, поскучнев.
– Нет, что вы! На художественных аукционах цены традиционно проставляются в фунтах стерлингов.
– Вот как? – вдова академика задумалась.
– Но, как я уже сказал, если
