Амурная примета - Евгений Евгеньевич Сухов
В одном с ними вагоне первого класса возвращался из Дмитрова в Москву профессор Александр Тимофеевич Сиротин, про которого в Москве ходили слухи, что он выиграл в Большую новогоднюю лотерею, проводившуюся, конечно, с высочайшего соизволения, самую крупную денежную премию в двадцать пять тысяч рублей. Естественно, Вершинин с Эмилией не могли упустить такой случай и как бы случайно свели знакомство с профессором, оказавшимся человеком простым и приятным в общении, несмотря на чин статского советника, орден Святой Анны II степени на шее и орден Святого Станислава III степени в петлице.
Эмилия (с одобрения Рудольфа Залмановича) выбрала роль девушки-сироты, одинокой в этой жизни и всеми покинутой, а поэтому зависящей от своего покровителя в лице Вершинина, господина жесткого и не ведающего, что такое сострадание и жалость. Роль свою она играла столь безукоризненно, что такой игре могли бы позавидовать все более или менее молодые актрисы Малого театра и даже сама Евгения Франциссон, амплуа которой было изображать бедных девушек-сироток и не приспособленных к жизни барышень, которых не обижает и не обманывает разве что ленивый. Конечно, роль кокотки далась бы Эмилии Бланк легче, но профессор мог оказаться человеком крайне порядочным, благовоспитанным и богобоязненным (как выяснилось позже, он и был таковым), а значит, вся работа пошла бы насмарку. Именно поэтому и был выбран образ, который с безупречной точностью напустила на себя подельница бывшего коммерсанта-комиссионера, а ныне душителя людей Рудольфа Залмановича Вершинина.
По приезде в Москву Эмилия Бланк и профессор Сиротин расставались как давние знакомые. Александр Тимофеевич вынужден был, прощаясь, пожать руку и Вершинину, хотя делать этого ему очень не хотелось. Ведь Сиротин считал Вершинина если не исчадием ада, то, по крайней мере, мерзким истязателем юной особы. Воспользовавшись ее безысходным положением и тем самым привязав ее к себе, он без зазрения совести стал пользоваться молодостью и красотой Эмилии, зная, что ей попросту некуда деться. Это, по мнению Александра Тимофеевича, было подло и низко. Однако полученное воспитание не позволяло Сиротину плюнуть Вершинину в лицо или хотя бы высказать ему в глаза все, что он о нем думает…
А еще Сиротин принял предложение Рудольфа Вершинина встретиться через несколько дней в Нескучном саду. Вершинин было предлагал увидеться завтра, но Александр Тимофеевич не мог встретиться с ними ни завтра, ни на следующий день по причине занятости. И встречу назначили через три дня. Сиротину хватило бы духа отказать негодяю, если бы не Эмилия, к которой он проникся искренним сочувствием и даже возымел некий душевный порыв, граничащий между отцовскими чувствами и чувствами влюбленного мужчины.
– Значит, договорились! – уже прощаясь, произнес Рудольф Залманович и протянул для пожатия руку.
– Договорились, – ответил профессор Сиротин и явно нехотя пожал ее, украдкой взглянув на Эмилию.
Девушка стояла немного поодаль, не двигаясь и опустив взор долу. Было в ее смиренной позе, во всем ее обличии и даже в ношеном суконном пальтишке нечто такое, что присутствовало на росписях Даниила Черного и Андрея Рублева, способное смягчить даже самое жесткое сердце. Профессора охватила жалось, перемешанная с растроганной нежностью и огромным желанием помочь ей.
Глава 19
Попался, голубчик
Чиновник особых поручений Московского сыскного полицейского отделения титулярный советник Николай Васильевич Игнатьев начинал полицейскую службу участковым письмоводителем. Два с половиной года Игнатьев вел делопроизводство и подшивал дела, покуда участковый пристав не предложил ему, двадцатитрехлетнему парню, временно исправлять должность околоточного надзирателя. Восемь месяцев Николай Игнатьев ожидал официального назначения околоточным, но получил желанную должность лишь после того, как раскрыл несколько краж из мануфактурных лавок на Сретенке, взятых на пластырь[16]. Прослужив семь лет околоточным надзирателем и получив за это время одиннадцать благодарностей, бронзовую медаль и подарочный карманный хронометр с боем и музыкой, Николай Васильевич, как и остальные штатные сыщики, был приглашен начальником Московского сыскного отделения Лебедевым на должность полицейского надзирателя. К началу тысяча девятьсот четвертого года Николай Васильевич дослужился до чина титулярного советника и занимал должность чиновника особых поручений в отделе, который возглавил еще во второй половине тысяча девятьсот третьего года старший чиновник особых поручений Стефанов.
Когда Игнатьев вошел в кабинет Лебедева, тот был не один. В кресле возле стола начальника сидел крепкого телосложения господин средних лет, с откровенным интересом взглянувший на вошедшего сыщика.
– Чиновник особых поручений титулярный советник Игнатьев Николай Васильевич, – отрекомендовал вошедшего своему гостю Владимир Иванович. – А это, – он произвел жест рукой в сторону Воловцова, – следователь по особо важным делам Московской судебной палаты коллежский советник Воловцов Иван Федорович.
– Немало наслышан… Рад знакомству, – искренне сказал Игнатьев, пожимая ладонь судебного следователя.
– Взаимно, – коротко ответил Иван Федорович.
– У господина Воловцова к нам дело, – уселся за свой стол начальник московского сыска, предварительно разрешив присесть Игнатьеву. – Прошу, Иван Федорович…
Воловцов, не вдаваясь в подробности, сообщил Игнатьеву о цели своего визита и приметах разыскиваемого лица. Ответил на несколько вопросов, что задал ему Николай Васильевич и, прощаясь, добавил:
– Возможно, этот Вершинин очень силен. Поскольку ему пришлось управляться с дорожным баулом весом шесть с половиной пудов. Или у него есть сообщник. Может, это как-то поможет в ваших розысках.
– Возможно, – кивнул Игнатьев, мысли которого уже работали в направлении организации поиска.
* * *
Розыск лиц, причастных к преступлениям, одинаково как и дознание о совершенных противузаконных деяниях и сбор улик, доказывающих причастность того или иного лица к совершению злодеяний, являлся одним из главных направлений деятельности сыскарей Владимира Ивановича Лебедева. У каждого из сыщиков, штатных и вольнонаемных, имелись разного рода осведомители, начиная от дворников и ночных сторожей и заканчивая агентурой в хеврах[17] и воровских хороводах[18]. Имелись тайные осведомители и у чиновника особых поручений Игнатьева, который нередко прибегал к их услугам. Вот и в этот раз Николай Васильевич начал с того, что озадачил своих тайных агентов на предмет появления на их территории нового жильца, по описанию похожего на съехавшего со своей квартиры на Ильинке бывшего директора комиссионерской конторы первого разряда «Гермес» Рудольфа Залмановича Вершинина. Надлежало выследить этого господина и сообщить о месте его пребывания ему, Николаю Игнатьеву.
– Самим ничего не предпринимать, –
