Зверь в Ниене - Юрий Фёдорович Гаврюченков
— Оно так, — солдат подал ему трут и потом раскурился сам. — Сила привычки.
— А у тебя есть?
— Нас дюжина у отца была. Бобыль я. Одному всегда легче.
Малисон сел в лавку, думая, что одному тягче. Что брата надо освобождать и сажать на подмену, иначе торговля простаивает.
В кирхе начались работы. На телеге Ингмар привёз плотника с сыном и всякие снасти по типу корабельных. Полдня ушло на то, чтобы разместить всё это по колокольне. Под крышей укрепили короткий брус — балку с блоком. Пропустили пеньковый фал и на том пошли на обед в «Медный эре» от щедрот фру Анны Елизаветы. Вернулись с парой мужиков из Спасского. Плотник с сыном забрались на крышу по лестницам с крючьями, подползли к шпилю и стали разбирать крепления. Накинули на горелую виселицу петлю. Ингмар с мужиками тянули конец, выбирая слабину. Плотники напряглись и вытянули крест из гнезда. Бережно спустили его по скату, зацепив другой верёвкой, которую обмотали вокруг шпиля. Ингмар придерживал свой такелаж в натяг, а потом принялся травить помаленьку. Деревянная буква «глагол» поплыла вниз. Мужики налегали на верёвку, чтобы крест не раскачивался, Ингмар сноровисто командовал — видать, приучился в поместье. Наконец, горелый крест нежно тюкнулся в землю светлым основанием деревяхи, убережённой опалубкой от дождя и солнца. Ингмар подскочил, поддержал крест. Мужики стравили конец. Ингмар снял верёвки да отнёс горелый крест под стену, где бережно прислонил рядом с новым крестом.
Тем дело на сегодня и кончилось.
За ночь убитый крест подвергся набегам. Утром по пути в лавку Малисон подошёл к церковной ограде полюбоваться на кресты вблизи и с удивлением обнаружил, что старый весь изломали в тех местах, которые обскубала молния. На рынке только и разговоров было, кто сумел да сколько отщипнуть и куда пристроил частицы для успеха в ремесле и торговле.
Малисон аж призадумался, кто ошибся — он или люди? И действительно ли таким путём на землю сошел Сатана? И не сплоховал ли он сам, проспав возможность урвать кусочек освящённой самим Ильёй-пророком и основательно намоленной древесины?
Поминали Глумного Тойво, который прокрался со своим коротким пуукко к новому кресту, возревновав к мастерству Ингмара, но был вовремя застигнут Хенрикссоном и бежал, всего лишь раз получив по горбу.
Фогт Сёдерблум вызвал Малисона в ратушу на рассмотрение тяжбы тверского купца, у которого вышел крупный спор с Йорисом ван Хамме по поводу задержанного долга. Сетуя на издержки, которые понесёт торговля в разгар дня, Малисон вызвал мальчонкою Аннелису и строго наказал самой товара не принимать, а только отпускать по ценам, указанным книге учёта, в долг не торговать и проданное записывать. Черновая книга велась на финском, чтобы мог понять бобыль Яакко. Для проверки Аннелиса бегло прочла Малисону несколько строк, чем сильно удивила. Он знал, что служанка училась в церковной школе, но думал, что с тех пор разучилась, а у Аннелисы оказалась цепкая память.
И купец оставил лавку на неё. Событие в Ниене доселе невиданное. В лавке иногда сидели купеческие жёны, повязанные с собственником общим хозяйством и узами пред Богом и людьми. Мало кто осмеливался доверить ценное добро безрассудной бабе со стороны, проще было нанять чужого мужика, узаконенного договором.
Однако же фогт кивал ему с такой отеческой милостью, что мог выступить пастором на венчании.
С каждым шагом к ратуше Малисон укреплялся во мнении, что не только старики сочтут их мужем и женой, но к исходу дня и весь город.
«А ведь стоило только не помолиться с утра!» — ужасался в себе купец, но на сердце тлело, разгораясь, сладкое чувство предвкушения чего-то нового, многообещающего, неведомого.
Дела такого разбора рассматривал юстиц-бургомистр в одно лицо. В его комнате напротив стола встали купцы, сбоку примостился с бумагой нотариус, а переводчик встал по другую руку, и суд начался.
Говорили много. У каждой стороны было припасено изрядно доводов в свою пользу, так что им следовало бы излагать даже не стоя, а, по-хорошему, на одной ноге. Малисон переводил с русского на платтдойч, который понимали нюрнбержец и голландец, и обратно на русский, который мог понять тверитянин и, немного, Клаус Хайнц, привыкший к Малисону, но неспособный понимать тверской выговор купца.
Осудились по закону. Малисон никому не подыгрывал в переводе. Бургомистр юстиции приговорил голландца к выплате с процентами и покрытию судебных издержек истца, а также плате толмачу двух эре серебром.
Лист с судебным решением следовало получить в ратуше, когда оно будет переписано набело и зарегистрировано в судебной книге.
Йорис ван Хамме развязал кошель. Видать, не питал надежд на исход в свою пользу.
«Пара эре на дороге не валяется», — подумал Малисон, принимая полновесные монеты.
Тут он поймал себя на мысли, что совершенно не думал, как там Аннелиса. Не проторговалась ли? Нету ли большого убытка?
Малисон даже не усомнился, что она справится.
— Плотник! Плотник разбился! — загремело по ратуше.
Повсюду затопали туфли.
Карл-Фридер Грюббе быстро поднялся.
— Судебное заседание объявляю закрытым. Пошли! — погнал он всех и двинулся к двери сам, а потом закрыл её на ключ.
Возле кирхи начал собираться народ. Ханс Веролайнен ещё дышал и даже ворочал головой, но было видно — не жилец. Изо рта, носа, ушей текла кровь. Он не мог пошевелить руками и ногами.
Бургомистр юстиции сразу выхватил Ингмара и сына плотника, а Клаус Хайнц стоял рядом и внимательно слушал. Кто где был? Кто что видел? Кто что делал?
На колокольне работали сам плотник и Ингмар, которому как искусному резчику была оказана честь украсить город. Они выровняли и закрепили крест в гнезде на крыше. Веролайнен собрался спуститься в колокольню, чтобы высверлить два отверстия и вбить железные шкворни для окончательной установки. Он полез и сорвался.
Ингмар только и успел дотянуться до него кончиками пальцев. Всё произошло очень быстро. Плотник соскользнул по крутому скату и полетел спиной вниз. На земле никто не встрепенулся, так было неожиданно. Сначала шлёпнулось тело, а только потом мужики задрали головы.
А потом опять посмотрели вниз.
Бургомистр Пипер стал распоряжаться. Мужики принесли две жердины. Набросали палок поперёк, и на этих носилках оттащили Ханса в лазарет.
Городской дом милосердия находился за портовыми складами на Выборгской улице у Нотебургской дороги, чтобы принимать моряков, бродяг (зимой случались поморозившиеся), купцов с работниками, финнов и тех бюргеров, кто не имел возможности лечиться у себя дома. Приют святого Лазаря представлял собою
