Золото Джавад-хана - Никита Александрович Филатов
Распустив парадный строй на отдых и обед, главнокомандующий обернулся к полковнику:
— Господа, принц Аббас-Мирза вчера все же двинулся на Елизаветполь.
— Этого следовало ожидать, ваше сиятельство!
— кивнул Карягин.
— Ему сокровища покою не дают… — усмехнулся майор Котляревский.
— Какие сокровища? — князь Цицианов в недоумении поднял бровь.
— Ваше сиятельство, дозвольте доложить об этом позже… — понизил голос полковник.
— Ну, хорошо, — пожал плечами князь. И неожиданно поморщился, как будто проглотил большой кусок лимона: — Готов ли рапорт относительно поручика Лисенко и остальных изменников?
— Так точно, ваше сиятельство!
— Сейчас, конечно же, не время, это после, — главнокомандующий взял из рук майора плотный лист бумаги и, не читая, сунул за обшлаг мундира: — Но, господа, вы сами понимаете, что оставлять подобное позорное пятно на знамени полка…
— Ваше сиятельство!
— Все, господа, вы слышали, что я сказал! А сейчас попрошу офицеров ко мне, на военный совет. Нужно думать, как действовать далее. Нельзя ни на минуту оставлять в покое неприятеля — да, впрочем, кажется, и сам наследный принц Аббас-Мирза не даст нам долго наслаждаться передышкой…
9. Эпилог
«Военные врачи разделяли на поле сражения наравне с военными чинами труды и опасности, явив достойный пример усердия и искусства в исполнении своих обязанностей и стяжали справедливую признательность от соотечественников…».
Александр I
Все вокруг со вчерашнего вечера было наполнено ожиданием предстоящего боя.
Это чувство тревоги загадочным образом передалось от людей к лошадям — и от них даже к неповоротливым, грязно-белым морским птицам, чайкам, которые почти перестали летать и проводили теперь больше времени на камнях, только изредка перекрикиваясь между собой раздраженными голосами.
Не вызывало сомнения, что неприятель решительным образом вознамерился овладеть Малаховым курганом, чтобы заполучить в свои руки ключ от обороны Севастополя. А это, в свою очередь, значило, что позиции русских войск на Волынском редуте и на других укреплениях неминуемо будут в ближайшее время подвергнуты сокрушительной бомбардировке.
Что это означает, объяснять никому из защитников города не было ни малейшей необходимости. Первая бомбардировка состоялась еще в октябре прошлого года, когда за один день выбило из строя более тысячи человек. А уже совсем недавно, этой весной, неприятелем была предпринята вторая бомбардировка Севастополя. Адский артиллерийский обстрел, продолжавшийся в течение десяти дней, не принёс, однако, англичанам и французам того результата, на который они рассчитывали — разрушенные бастионы за ночь восстанавливались их защитниками, готовыми снова отразить врага штыками и картечью. Генеральный штурм города был отложен, однако русские, которые были вынуждены в ожидании него держать резервы под огнём, понесли за эти дни урон более чем в шесть тысяч убитых и раненых.
Численное превосходство союзников в Крыму оказалось не слишком значительным. Однако же в качестве военного оснащения русская армия катастрофически отставала от неприятеля. Доля нарезных ружей в стрелковом вооружении полков русской армии, как и несколько десятилетий до этого, не превышала четырех-пяти процентов. Во французской же армии нарезные ружья составляли около трети стрелкового оружия, а в английской — и вовсе более половины. Пехота, вооружённая нарезными ружьями, имела значительное превосходство благодаря дальнобойности и кучности своего огня. Например, нарезные ружья имели прицельную дальность стрельбы до 1200 шагов, а дальность поражающего выстрела у гладкоствольной артиллерии не превышала 900 шагов — так что британские солдаты вполне могла расстреливать артиллерийские расчёты русских орудий, оставаясь вне досягаемости картечного огня.
Стоит также отметить, что перед Крымской войной в русской армии на обучение пехоты и драгун отпускали едва с десяток патронов в год на человека. Как показал печальный опыт первых же боевых столкновений, в устройстве армии преобладала забота о внешнем порядке, о показной дисциплине, командиры гонялись не за существенным благоустройством войска, не за приспособлением его к боевому назначению, а лишь за стройностью, за блестящим видом на парадах, за педантичным соблюдением бесчисленных мелочных формальностей, притупляющих человеческий рассудок и убивающих истинный воинский дух.
Однако русская армия, значительно уступавшая в качестве своего вооружения и технической оснащённости армиям неприятеля, проявила чудеса храбрости, высокий боевой дух и военную выучку. При этом в первую очередь отличались инициативностью и решительностью, высокой слаженностью действий те боевые части и подразделения, которые приобрели уже опыт войны на Кавказе.
«Больно видеть, как в очередной раз воистину героическими усилиями офицеров и нижних чинов искупается нерешительность и бездарность нашего командования. И, конечно же, будет невыносимо обидно и стыдно, если мы, русские, снова не сделаем неутешительных выводов и не извлечем надлежащих уроков из нынешнего положения нашей армии…»
Земляное укрытие, или землянка, как говорили теперь, было по верху обложено толстыми бревнами, которые вполне могли выдержать попадание пушечного снаряда. Во время артиллерийских обстрелов здесь было почти безопасно, и только сухой песок иногда осыпался сквозь щели на письменный стол и на стул, на складную кровать и на походный сундук, составлявшие всю нехитрую обстановку. Желтоватого пламени одинокой свечи вполне доставало для того, чтобы человек, сидящий за столом, мог свободно записывать свои мысли в тетрадь.
Неожиданно из-за дверного проема послышался молодой женский голос:
— Михаил Николаевич, ваше высокоблагородие… вы не спите?
— Заходите, пожалуйста… прошу вас.
Матерчатый полог, заменявший собою обычную дверь, отодвинулся в сторону, и на пороге возникла совсем еще юная девушка в форменном платье, в переднике и косынке.
— Михаил Николаевич, прибыл транспорт за ранеными. Четыре телеги.
— Так мало? Ну, впрочем, тут уже ничего не поделаешь…
— Вот список.
— Да, давайте, конечно же, я подпишу!
— И еще отношение на имя генерал-штаб-доктора по поводу медикаментов…
— Чертовы бюрократы, чтоб им всем… ох, пардон, пардон, мадмуазель!
Здесь, в Крыму, с легкой руки и под руководством знаменитого хирурга Пирогова был впервые использован труд сестер милосердия из Российского общества попечения о раненых и больных воинах. И поэтому пока мало кто из военных чиновников или господ офицеров в должной степени представлял, каким образом следует вести себя с женщинами в подобной обстановке. Ранее все командиры, военачальники и подчиненные всегда были мужчинами — на основании субординации они отдавали и выполняли приказы, а их лексикон в боевой обстановке не отличался особой изысканностью. Но теперь, с появлением на войне милосердных сестер — дам и даже девиц безупречного поведения…
— Вы присаживайтесь! Вот, пожалуйте, стул…
— Нет, спасибо, мне надо вернуться, чтобы сделать распоряжения.
— Да-да, ступайте… я тоже сейчас подойду.
Вновь оставшись один, обитатель землянки поторопился вернуться к тем записям, которые делал в открытой тетради: «Не вызывает сомнения, что не только военные люди, но также и медицинские чиновники, подвизавшиеся
