Золото Джавад-хана - Никита Александрович Филатов
…Как бы то ни было, Мишка и его спутница после полудня уже оказались в Мухрате, среди гостеприимных местных жителей и раненых из своего отряда. А вот полковник Карягин смог пробиться к Мухрату намного позже — весь этот день восьмого июля был проведен им и его людьми в непрерывном отражении атак персидской конницы, которые прекратились только с наступлением темноты.
Как уже ранее было отмечено многими наблюдателями, по ночам персы воевать не любили и не хотели. При свете дня, на глазах друг у друга, у командиров и у своих повелителей они проявляли нередкие чудеса личной храбрости и отваги. Зато при тех обстоятельствах, когда не имелось возможности покрасоваться перед остальными, когда никто не был способен увидеть их подвиги и по достоинству оценить воинское мастерство — персияне старались, когда это только возможно, избегнуть серьезного боя. В сущности, по этой причине почти не оказал русским сопротивления и заслон из личной конницы Аббаса-Мирзы, находившийся на пути отряда перед самыми укреплениями…
Оказавшись в Мухрате, смертельно уставший полковник Карягин, однако же не отошел от ворот крепости, пока их надежно не заперли за последним из нижних чинов. После этого, приняв короткий рапорт, он в сопровождении майора Котляревского отправился на стены.
— Живой, эскулап? — улыбнулся полковник, заметив напротив одной из бойниц Мишку Павлова.
— Так точно, ваше высокоблагородие!
— Ну, так чего тут стоишь? Займись-ка ранеными, вон их сколько прибавилось…
Спустя мгновение полковник уже пошел дальше, вдоль стрелковых позиций, которые занимались теперь егерями, прибывшими вместе с ним:
— Боевые припасы поберегите, ребятушки… Пулю выстрелишь — не поймаешь!
В высокогорном армянском селении отряд полковника Карягина продержал оборону еще восемь суток — до тех пор, пока из Тифлиса не подошла подмога. Он даже успел написать и отправить письмо, адресованное наследному принцу Аббасу-Мирзе в ответ на его очередное предложение перейти на персидскую службу.
«В письме своем изволите говорить, — писал принцу Павел Михайлович, — что родитель ваш имеет ко мне милость; а я вас имею честь уведомить, что, воюя с неприятелем, милости не ищут, кроме изменников; а я, поседевший под ружьем, за счастье сочту пролить мою кровь на службе Его Императорского Величества».
Получив от Карягина достоверные сведения о местонахождении и намерениях наследного принца, князь Цицианов с отрядом в две с лишним тысячи штыков и сабель при десяти орудиях выступил навстречу противнику — и шестнадцатого июля русские соединились.
Главнокомандующий встретил героев с чрезвычайными военными почестями. Все войска его, одетые в парадную форму, были выстроены под знаменами, развернутым фронтом — и когда показались остатки храброго отряда полковника Карягина, князь лично скомандовал:
— На караул!
По рядам загремело раскатистое «Ура!», музыканты ударили в барабаны, овеянные славой русские знамена преклонились… Вне всякого сомнения, подобные почести и награды были совершенно заслуженными. Потому что без малого на три недели крохотная горстка русских офицеров и солдат под командой полковника Карягина приковала к себе 20-тысячное персидское войско и не позволила ему продвинуться дальше, в Грузию. Своими подвигами, воинским мастерством и беспримерным упорством они позволили главнокомандующему князю Цицианову не только по-настоящему подготовить и организовать оборону Тифлиса, но также собрать войска, рассеянные по границам, и открыть наступательную кампанию…
Князь перед всеми обнял Карягина и Котляревского, после чего обратился к офицерам и солдатам с торжественной речью:
— Древний грек, царь спартанский по имени Леонид покрыл себя некогда великой славой. С тремя сотнями воинов он отважился выйти на бой против бесчисленной армии персиян! И в ущелье, носившем название Фермопилы, спартанцы преградили путь неприятелю. На протяжении нескольких дней и ночей не удавалось персидскому повелителю одолеть храбрецов. Но потом славный царь Леонид и все его воины были убиты в неравном сражении… Они отдали свои жизни, однако явили потомкам пример того, как возможно и нужно сражаться с врагом — дух же персов был сломлен, а вера в победу утрачена! Память о подвиге царя Леонида навсегда остается в истории. Однако же вы, братцы, доблестью и умением превзошли достославных спартанцев! Дорогою ценою вы остановили движение персиян и вели с ними битву на протяжении трех недель!
Его сиятельство князь Цицианов был вынужден переждать, пока утихнут восторженные крики и приветствия нижних чинов. Заметно было, что многие из них, да и некоторые из господ офицеров, не в состоянии удержаться от слез умиления и восторга…
— Павшим воинам — Царствие небесное, вечная память потомков и слава! Остальным исходатайствовано будет примерное награждение… Самому Государю донесено уже про баснословные подвиги ваши! Невозможно не радоваться и не дивиться, услышав о них, и о том, что имя русских гремит в здешних странах… потому я поистине счастлив сейчас объявить всем героям похода высочайшую благодарность, которую передали мне из Петербурга!
Главнокомандующий поискал кого-то взглядом. Обнаружив среди офицеров проводника-армянина, он не стал подзывать его, но стремительно подошел сам, взял под руку и вывел на середину, для общего обозрения:
— Вот еще один человек, заслуживший особенную благодарность! Имя его — Иованес-юзбаши, и он не только выказал отличную храбрость в сражениях. Когда русский отряд, будучи окружен неприятелем, претерпевал такой сильнейший голод, что употребил в пищу своих лошадей, этот самый Иованес-юзбаша из единственного усердия и ревности к службе его императорского величества много раз вызывался и добывал продовольствие!
Последние слова, произнесенные главнокомандующим, утонули в восторженных криках «Ура!» и «Виват!», которые сами собой начались среди солдат полковника Карягина, а затем были подхвачены остальными войсками. Князь махнул рукой и с улыбкой продолжил:
— Именно при посредстве его самого и родных этого человека осуществлялись сношения между мной и господином полковником, оба мы неизменно располагали надежными сведениями о неприятеле и всегда могли опередить его в своих действиях… Словом, этот человек оказался не только надежным помощником, но и добрым хранителем для отряда! Обещаю вам, что его так же, как остальных участников похода, ждут еще заслуженные высокие награды. От себя же я почитаю за честь в знак признательности отличных услуг, оказанных безо всякого награждения, но из единой верности и усердия к службе, одарить храброго проводника Иованеса-юзбаши серебряными часами!
И опять по рядам прокатилось восторженное троекратное «ура!» солдат и офицеров.
В переводчике нужды не оказалось — Вани принял большие серебряные часы из руки князя, приложил к сердцу, почтительно поклонился,
