Золото Джавад-хана - Никита Александрович Филатов
Сделано это было по личному разрешению господина полковника. Как ни дорога была ему каждая минута при подготовке обороны Касапета, как ни ценилась при этом любая свободная пара солдатских рук, однако же Павел Михайлович распорядился вырыть глубокую могилу в одном из тенистых садов, чтобы со всеми почестями похоронить двух егерей, самоотверженно отдавших жизни за Отечество.
— Со святыми упокой, Христе, душу раба твоего, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная…
За отсутствием батюшки, молитву прочитал седой фельдфебель. Прочитал не спеша, обстоятельно, нараспев… так, что Павлову несколько раз нестерпимо хотелось заплакать. Да и не мудрено — за те первые, долгие, самые трудные месяцы, которое он провел в гарнизоне вдали от матушки и от родного дома, не оказалось у мальчишки никого роднее и ближе, чем «дядька», земляк Гаврила Сидоров. Да что говорить! Неужели управился бы сам Мишка Павлов, перепуганный и растерянный ученик полкового цирюльника, в лазарете — без его золотых рук, без его обстоятельной и спокойной уверенности в своих силах? Нет, конечно же, если б не этот солдат и не красавица Каринэ…
Разумеется, она тоже стояла сейчас возле края солдатской могилы. И девушке было, конечно же, проще, чем остальным — она могла плакать и плакала, не скрываясь и не испытывая нужды себя сдерживать, но лишь вытирала соленые слезы краем платка.
— Прощайте, братцы…
Подпоручик князь Туманов и еще один офицер из полка отсалютовали обнаженными шпагами. Егеря на руках опустили в могилу тела своих товарищей — и тогда Мишка все-таки зарыдал, уже не пытаясь казаться взрослее и мужественнее, чем на самом деле…
Хребты Кавказских гор терялись где-то в грязно-серых тучах. Неожиданно похолодало, и задул резкий, порывистый ветер.
— Ты не замерзла?
— Нет, спасибо!
Наверное, Каринэ говорила правду — от быстрой ходьбы лицо юной девушки раскраснелось и стало еще привлекательнее. Впрочем, все равно у Мишки не было при себе ни плаща, ни шинели, которые он мог бы отдать своей спутнице. Мишке просто хотелось хотя бы как-то выразить свою заботу.
— Устала?
— Нет… нет, немного.
— Хочешь отдохнем?
— Ну что ты, нет… нам надо торопиться!
Со стороны оставшегося где-то позади Касапета уже отчетливо слышен был шум завязавшегося сражения. Многократно раскатанные горным эхом выстрелы русских пушек, казалось, тонули в сухом и не затихающем ни на мгновение треске ружейной пальбы, через которую прорывался порой лишь размеренный бой неприятельских барабанов.
— Осторожнее…
— Да, спасибо!
После похорон Гаврилы Сидорова полковник сразу же отправил их подальше из отряда к раненым — догонять Котляревского. Он вполне обоснованно полагал, что именно там, за высокими укрепленными стенами, девушка окажется в большей безопасности, чем у него на позициях, которые готовился атаковать противник.
Извилистая тропинка, по которой сейчас пробирались Мишка и его спутница, была, может, не самым коротким, зато безопасным путем от селения Касапет до Мухрата. Она петляла вдоль старой дороги, раскатанной за века бесконечными сотнями тысяч копыт и повозок — то поднимаясь значительно выше ее, то опускаясь к ней почти вплотную. Мелкие камешки под ногами норовили осыпаться, а колючки все время цеплялись за одежду, поэтому идти по тропе приходилось с большой осторожностью, постоянно поглядывая себе под ноги.
— Где же все-таки эти сокровища? Как ты думаешь?
Очевидно, его спутница не расслышала заданного вопроса. Тем не менее, Мишка не успокоился.
— Может быть, мы их вообще не увозили никуда из Елизаветполя? Или же потом спрятали… ну, закопали, к примеру, их где-нибудь в Шах-Булахе? Или вдруг вовсе не было при нас вообще никаких драгоценностей или золота?
— А зачем тебе хочется знать об этом? — обернулась девушка.
Она хотела еще что-то сказать, но Мишка вдруг ухватил ее за рукав и потянул вниз:
— Тихо, прячься!
Густые заросли кустарника надежно укрыли их обоих — зато сверху прекрасно можно было разглядеть все, что происходит на дороге.
Сначала воздух наполнился нарастающим топотом множества лошадей. Затем из-за поворота возник первый всадник в сопровождении знаменосца и свиты — и Мишка, и его спутница сразу узнали в этом всаднике того самого персиянина, который побывал в плену у русских, вел переговоры при осаде замка Шах-Булах и в последний день подкинул голову несчастного поручика Васильева.
Вслед за ними по направлению на Мухрат проскакал во весь опор конный персидский отряд, растянувшийся вдоль дороги в колонну по двое или по трое. Сто, двести, триста всадников… казалось даже, что нет им конца и не будет — однако через какое-то время последний из неприятелей скрылся из виду. Затих где-то там вдалеке гулкий топот, и серая пыль начала оседать на кусты и на камни…
— Побежали, скорее… там наши!
Мишка с девушкой выбрались из укрытия и почти побежали вперед по тропинке, которая через сотню шагов сделала очередной поворот и неожиданно оказалась внизу, возле самой дороги.
— Давай руку!
Деваться было некуда. Мишка Павлов помог сойти вниз своей спутнице, и как раз в этот момент на дороге возник конный персиянин, отставший от своего отряда. Гнедая лошадь его заметно прихрамывала — очевидно, она повредила копыто, однако всадник и не подумал вернуться назад с половины пути, ни за что не желая лишать себя права сразиться с неверными. Расстояние между ними не превышало, наверное, и двадцати саженей, так что вполне явственно можно было увидеть, с каким удивлением персиянин разглядывает полотняный солдатский мундир Мишки Павлова, его бескозырку, погоны…
Затем всадник перевел взгляд на девушку в национальной одежде, удивился еще более, вновь посмотрел на ее необычного спутника — и потянул из ножен кривую саблю. Однако же Мишка оказался проворнее. Он успел выхватить дуэльный «лепаж»[11], который достался ему по наследству от кого-то из раненых офицеров и который на протяжение этих недель составлял несомненный предмет его мальчишеской гордости. Неожиданно вспомнилось наставление дяди Гаврилы: «Коли пехота идет, целься в брюхо. Целься конному — в грудь его лошади!»
По счастью, дорогой кремневый пистолет на этот раз не дал осечки. Граненый ствол его исчез в пороховом дыму, и воздух разорвало страшным грохотом. Как оказалось, выстрел Мишки был удачным — свинцовая пуля подняла сперва несчастную гнедую на дыбы, а затем уже лошадь в судороге завалилась на бок, придавив собою ногу седока.
— Беги! Бежим… бежим отсюда, быстро!
Ждать, пока персиянин освободиться из-под раненной лошади и начнет действовать саблей, не было ни малейшего смысла. Не раздумывая ни секунды и не оборачиваясь, Мишка Павлов схватил девушку под руку и потащил ее за собой…
Далее добирались
