Зверь в Ниене - Юрий Фёдорович Гаврюченков
Так рассказывал брат о своей судьбе. Последний год у Фадея выдался незавидным. В скитаниях он зарабатывал чем придётся, дрожал от холода, терпел и перемогался. Изредка выпадали счастливые денёчки, да только за ними следовали убытки.
Малисон смотрел на него и видел совсем чужого человека. Не таким он помнил брата. Фадей сильно изменился. Жизнь не щадила его. И потом Малисон подумал, что для брата он выглядит не менее чужим — в немецком платье и говорит по-немецки, да и пришёл с немцем.
— А девку… — с замиранием сердца спросил Малисон, словно ожидая увидеть перед собою антихриста, но до конца в то не веря. — Девку в лесу ты?
— Нет, — быстро и уверенно ответил Фадей и посмотрел в глаза брату. — Я не душегуб. Ты меня знаешь.
У Малисона словно камень с души свалился.
— А что было-то?
— В ночь пошёл по дороге, какую указал мне чухонец. Думал, к утру добраться до Ниена и тебя найти, а нашёл вот… — он вздохнул ещё горше и продолжил: — Пока шёл, началась гроза, но я уже не останавливался, чтобы не замёрзнуть. Пока идёшь, вроде как греешься. Иду как слепой. Какую-то палку подобрал и дорогу ей ощупывал, а другую руку перед собой выставил, чтобы в дерево не врубиться. Молния сверкнёт иногда, тогда видно, что с пути не сбился. И вот, она как полыхнула, да несколько раз, долго так. Я вижу — на краю дороги тело лежит, а в чаще кто-то ломится, ветки громко хрустели. Растерялся тогда я. Уж прости меня, Егорушка, бес попутал. Хотел вроде как помочь, вдруг дышит. Стал ощупывать, а молнии блещут. Вижу, что девка, в кровище вся и неживая. Она как кукла тряпочная была. Возле неё кошель валялся. Я и взял.
— Зачем ты в трактир вернулся? — спросил Малисон, когда закончил переводить.
— А куда мне ещё идти? Что я тут знаю? Город — он невесть где, а дорога в трактир — вот она. Да и напугался. Да и жрать захотелось. И выпить. В общем, вернулся как пришёл, и утешился.
— Утешился… — пробормотал Малисон и перевёл.
— Зачем взял кису с деньгами от трупа убиенной девицы? — спросил по-русски Клаус Хайнц.
— Жалко было бросить, — пожал плечами Фадей, являя сущность купеческую. — Деньги же. Если не я, то их бы лиходей забрал. Да всё равно кто-нибудь нашёл и прибрал к рукам, а у меня — с пользой.
У старшего письмоводителя поднялись брови, а офицер рассмеялся, когда услышал перевод Малисона. Солдаты тоже заухмылялись. Будет о чём поведать, сменившись с караула.
— Почему не рассказал никому в кроге? — спросил Хайнц.
— Боялся, что обвинят, а потом не до того стало, — только и нашёл, что ответить Фадей Мальцев.
Когда они вышли из крепости, купец остановился у Корабельного моста и размашисто перекрестился на кирху.
— Ты чего? — спросил Клаус Хайнц.
— Слава Богу, он невиновен.
Старший письмоводитель был согласен с ним, но согласия своего не выражал. Руководствовался корыстью, ведь невиновность надо было ещё доказать в суде, а как повернётся суд — от него в немалой степени зависит.
— Ты сможешь меня убедить, что Уту порешил Фадей? — спросил Малисон.
— Не возьмусь, — честно, как другу, ответил Хайнц.
Старший письмоводитель решил, что отсутствие доказательств преступления не является доказательством отсутствия преступления. И хотя купец проверяет его, он старается успокоить себя. И ещё Хайнц подумал, что Малисон в самое ближайшее время начнёт прикладывать силы и средства для освобождения брата.
Из родственных чувств или для сокрытия своих злодеяний.
РОДНАЯ КРОВЬ
Малисон теперь безвылазно торчал в лавке аки перст. Утешением ему услужила Книга, купленная у бродяги. Она не была украдена в церкви Спаса Преображения. Купец окольными путями разузнал, не случалось ли хищения в Спасском, и тщательно перепроверил, чтобы избежать суда земного и горнего. Ничего подобного, а откуда бродяга взял Святое Писание, то Бог весть.
Утвердившись в своей безнаказанности, Малисон положил за правило держать Книгу открыто, чтобы постоянно заглядывать в неё для скрашивания вынужденного уединения. За раз много ухватить не получалось, отвлекали покупатели и прочие дела, зато получалось додумать премудрости. Купец пристрастился к чтению.
Из Евангелия уяснил он, что диавол бродил по земле и был настолько силён, что мог возвести Сына Божия на высокую гору. Что же тогда сомневаться насчёт девицы Уты? Как она могла противостоять врагу рода человеческого, если тот ходил где угодно с Иисусом и сулил Ему все царствия вселенной, правом на которые обладал, а Сын Божий почему-то нет?
С этими вопросами он подошёл после воскресной службы к пастору Фаттабуру, который ответил на это так:
— Сатана является князем мира сего и все царства, слава и роскошь их находятся в его цепких лапах, ибо ничто они пред лицем Господа. Христос знал об этом, но противостоял искушению, зная также и о Царствии Небесном, предуготовленному Ему Отцом. Поэтому и учил Он отринуть сокровища земные, ибо богатому невозможно попасть в Царствие Небесное. А давно ли ты делал пожертвования на храм?
— Но если все сокровища земные принадлежат князю мира сего, тогда и богатства Церкви тоже находятся в руках дьявола? — резонно ответил вопросом на вопрос купец, избегая прямого ответа на поставленный ему вопрос.
Пастору это не понравилось.
— Не искушай Господа Бога своего такими вопросами, — мягко предостерёг он. — Ты откуда этих сомнений набрался?
— Я головой ушибся, — пробормотал Малисон.
— Ой, не лги мне, — смиренно вздохнул Фатабур. — Ты искушаем дьяволом в горе своём. Ты легко можешь оступиться и согрешить. И согрешил уже? — подождав в молчании, пастор добавил: — Исповедаться тебе надо.
— Надо бы, ваше преподобие, — склонил чело Малисон и пошёл вон из храма.
Моросил дождь. Но день выдался безветренный и оттого такой тёплый, что Малисон, избегая крыши и тесноты, взял в «Медном эре» бутыль кюммеля и побрёл, куда глаза глядят. В туфлях чавкало, со шляпы текли струйки, однако же на сердце легла такая благодать, какая нечасто случается после хорошей церковной службы или от пары-тройки глотков умело разбавленной тминной настойки на чистом перваче. Здороваясь со всеми встречными горожанами и приветливо улыбаясь им, купец вышел из пределов Ниена, оставил оплывший городской вал за спиною и побрёл по Нотебургской дороге, помахивая в такт шагам оплетённой глиняной бутылкой.
За городом, справа от дороги, где росло Висельное дерево с ветками, похожими на кости, были врыты в ряд три столба, соединённые перекладинами. Между столбами могли разместиться сразу четыре преступника, но такое случалось не каждый год, и перекладины успели замшеть,
