Убийство по-китайски - Анастасия Юрьевна Попандопуло
– Да… Тяжело. А сейчас она где живет, не знаете?
– Вроде бы последний раз снимала она квартиру в Петровском. Там в клубе в ресторации выступала. Около Петровского лагерь, так, говорят, она к офицерам ездит. Но это уже не мое дело.
– Борис, не думаешь же ты, что убийство Трушникова – дело рук этой несчастной женщины? Ее и в здании, наверное, уже не было.
– Аркадий, понять женщину – это как упорядочить хаос. Скажи мне, во всем том, что мы сейчас услышали, есть racio [18]? Вот то-то. Впрочем, я тоже не очень верю в ее виновность, хотя… Чисто теоретически, я оставлял ее на полчаса в одиночестве. Мне казалось, что она уснула. Но… кто знает.
– Как ты можешь в такое верить! Женщина, пусть споткнувшаяся, пусть даже упавшая – все равно существо, дарующее жизнь. Мне она вчера показалась страшно несчастной, надорванной. Такой человек может убить себя, но другого?
Самулович поморщился и уже почти собрался мне отвечать, когда на пороге комнаты замаячила маленькая тощая фигурка с рукой на перевязи, в длинной не по размеру рубахе и моей домашней куртке.
– Здравствуй, Антип. Что ты тут делаешь? – сразу подобрался Борис.
– Вот, подивитесь, господа! Прибежал, перебаламутил нас с Марфой. Да прямо в дом лез, никак его не выгонишь.
– А что ж мне делать? Полон двор сапогов, того гляди, на качу заметут!
– А ты меня не перебивай, а то ишь! Чтоб ко мне в дом, тоже разговору не было. Бис какой языкатый.
– А что ж мне делать? – снова завел Антипка. – Надо было ердать, а одежи нет. Я стырил кожу – и сюда. Вы со мной по-людски, и я не крыса. Вон, все в целости. Вы мне мое дайте, я и сгину. С такой хирьгой только сумарить [19].
Он любовно погладил сломанную руку.
Было видно, что они с хозяйкой уже не первый раз так препираются и вся ссора эта больше для вида и для порядка.
Я подошел к вешалке. Там действительно висело пальто, по всей видимости как раз то, которого недосчитался несчастный скорбный головой Бабайский, стояли галоши. Очевидно, своей одежды Антипка не нашел, а уйти в чужой – украсть – посовестился. Я с интересом взглянул на него.
– Галина Григорьевна, – взяв мою хозяйку под локоть и отводя в сторонку, в это время тихо забубнил Борис, – это, конечно, форменное безобразие, что вас так обеспокоили. И это полностью моя вина, mia culpa.
– Так ведь что, батюшка, что вина. Дальше-то что с ним делать? – так же тихо ответила та. – До того худой, смотреть страшно. А с другой стороны, глаза разбойничьи. Волчок несчастный.
– Тут недоразумение. Он испугался. Жандармы, комиссия. Я его у себя пристрою.
Антипка, хоть и стоял далеко, а услышал последнюю фразу, поскольку нахмурился и сказал:
– Не надо меня пристраивать. Здоров я, а у вас жандармы. Я до хазы похиляю.
– И где ж твоя… хаза?
– Та везде, дядька. Где ни оглянись – везде. В больничке оно, конечно, вкусно и чистота кругом. А все засиделся я. Пора.
– Воля зовет? Да?
Паренек кивнул.
– Боже мой, – всплеснула руками Белякова. – Да какая воля? Слушай доктора! Марфа, собери им чего поесть. А завтра оба приходите утром.
Но ночью Антипка таки сбежал. Еще перед сном нашел в подсобке свои обноски (правда, выстиранные и вычищенные) – в них и ушел.
13
Утро следующего дня выдалось ненастным. С реки задувал промозглый ветер, дождь то припускал, то останавливался ненадолго. Земля размокла. Я как мог быстро шел по тротуару, периодически оскальзываясь и спотыкаясь на мокрых неровных досках. Брюки мои испачкались, с фуражки капало. Борис прыгал рядом, похожий в своем черном длинном пальто на толстую встрепанную ворону. Город плыл сквозь туманную,
