Убийство по-китайски - Анастасия Юрьевна Попандопуло
Все это говорилось ровным чуть насмешливым голосом, без тени обиды, но с каким-то странным вызовом окружающим. Впрочем, ни Ольга Михайловна, ни Александр Васильевич, похоже, ничуть не смущались происходящим, но воспринимали все как дело обычное, хоть и весьма досадное. Самулович смотрел на Ивана с интересом. Он вновь водрузил на нос пенсне и весь как-то подался вперед.
– А что, Иван Федорович, не заметили ли вы вчера чего-нибудь странного?
Тот вдруг улыбнулся.
– Странного? Вчера все было странным, сударь. Я вижу, вы не совсем дурак, так зачем спрашиваете так общо? Что вам интересно?
– Например, о чем говорил Трушников с господином Ли в ложе?
– Мимо, сударь. В молоко. Разочарован! Не знаю, о чем они говорили. Могли бы и догадаться, что хозяин, – он подчеркнул это слово, – в лишних ушах не нуждался. А переводчик, – он усмехнулся, – ни ему, ни Ли не надобен. Так что выгнали они меня вместе с прочими. Свиту его – а в ней, если вам интересно, секретарь господина Ли, его поверенный, приказчик, казначей и двое слуг, – так вот всех, кроме слуг, велено было проводить до дверей. Что я и сделал. Слуги оставались на этаже, во всяком случае, когда я вновь поднялся, они стояли там же, где я их оставил.
– Хорошо, – кивнул головой Борис, как бы принимая игру. – Давайте попробуем тогда с другого конца зайти: зачем вообще здесь господин Ли?
– Лучше. Но все равно, я вам помогу мало. Вовсе мало. Я знаю то, что знают все: Ли Дэн – крупный партнер Василия Кирилловича… был. Одно время, во всяком случае, большие дела они вместе делали, это точно. Сюда Ли приехал наверняка по приглашению, иначе быть не могло. Еще я знаю, что хозяин возил Ли смотреть чаеразвесочную фабрику и склады. Предупрежу следующий ваш вопрос – зачем? Этого, сударь, мне не докладывали.
– Позвольте, а мне говорили, что вы – прямо-таки были правой рукой Трушникова.
– А мне говорили, что вы доктор. Обстоятельства меняются, не правда ли? Последнее время – лет пять уже, Василий Кириллович затеял большие перемены в организации своего дела. Поделил его на участки – чисто географически. Мне достались склады в губернии и транспорт до Москвы и Петербурга. Я был одним из многих приказчиков, правда, имеющим сомнительное счастье проживать с хозяином.
– А с чем связана такая перемена?
– Если вы намекаете на какие-либо денежные недоразумения – то, уверяю вас, я ни в каких махинациях уличен не был.
– Иван, – снова скривился Александр, – зачем ты, право… Честь семьи… малейшая тень, и мои связи в Петербурге…
– Ой, перестань. Если ты не понял, кого-то из нас могут обвинить в убийстве, а ты кривишься, когда меня заподозрили в воровстве. Так вот, уличен не был!
– Но вам не нравились перемены?
– Не нравились поначалу, да. Это было глупо, – Иван бросил взгляд на Александра, как будто боялся, что тот снова встрянет, но он лишь морщился. – Понимаете, раньше всегда у меня было на руках несколько крупных контрактов, за которые я отвечал. От появления чая в Кяхте и до его продажи. Еще несколько контрактов были у младшего партнера Василия Кирилловича – Осташева, остальные контролировал сам хозяин. Да, в деле было много приказчиков и управляющих: в лавках, на складах, на фабрике, на транспорте – но они выполняли функции текущего управления. Основная же стоимость создавалась именно при прохождении чая по всей цепочке, и это контролировалось нами тремя. С новой же системой я был, по сути, отстранен от важного и переведен на уровень винтика или шестеренки. Но я уже не крутил ручку этой машины.
– А Осташев? – быстро спросил Борис.
– Он вышел из дела почти тогда же. Василий Кириллович выкупил его долю. Только не делайте вывод, что я затаил обиду. Жалованье мое осталось прежним, ответственности и проблем в разы меньше, а самолюбие… мне оно не по чину. А теперь, если вопросы подошли к концу, я пойду, с вашего позволения.
Он поднялся. Нам ничего не оставалось, как тоже откланяться. Мы вышли в коридор, и давешняя старушка проводила нас к дверям.
– Да… Занятное семейство, – протянул на улице Самулович, – как думаешь? И ведь, черт знает, может, кто-то из них действительно убийца. И время, брат, идет!
Я жутко смешался. А Борис, напротив, был оживлен.
– Знаешь, почему я так много внимания уделяю анатомии и препарированию? – очень серьезно спросил он меня, когда мы уже ехали в дому в коляске. – Скорость, мой друг! В хирургии нужна скорость. Если я буду долго сомневаться, что где находится да как ловчее подобраться, больной мой умрет у меня на столе. Так и тут. Все это расследование – непричастным мука мученическая. А мы с тобой… тычемся. Вот так.
– Но что же делать? Зацепка нужна.
– Зацепка, – повторил Борис, и мы замолчали, обдумывая все, что нам было известно, и пытаясь нащупать разгадку.
12
К дому подъехали уже в сумерках. Во дворе лечебницы еще маячила пара жандармов, Самулович заметно помрачнел, и я пригласил его к себе на чай – переждать нашествие. Однако и у меня дома не обошлось без сюрприза. Только мы открыли дверь, как увидели Галину Григорьевну. Было похоже, что она нас караулила. Лицо ее раскраснелось, руки упирались в бока. Я смешался, заулыбался льстиво, зашаркал ногами, пытаясь сообразить, в чем же дело. А дело было в том, что за весь день не было моей хозяйке ни минуты покоя. И что потоком шли посетители, хоть дверь не запирай, все сени выстудили, а дрова нынче, сами знаете. Да и ладно бы посетители, а то не пойми что! То голодранец какой-то прискакал из больницы…Скандалил, скандалил, потом пирогов поел и сомлел на диване. То камердинер от губернатора, да такой важный, будто честь ей, дворянке, своим визитом делает! То урядник пришел, сказал – от следователя. Искал Бориса Михайловича. Ведь до чего дожили! В собственном доме урядник. И еще соседка стала говорить, что
