Золото Джавад-хана - Никита Александрович Филатов
7. Шах-Булах
«Нет ничего смешнее, как читать в разных немецких, французских и прочих ведомостях о действиях нашей армии, все ложно, бесчестно и бессовестно написано…»
Михаил Кутузов
С утра пошел десятый день, как персияне обложили замок Шах-Булах.
Десятый день отборные войска Аббас-Мирзы стояли под его стенами.
Десятый день наследный принц чего-то ждал, не продвигаясь далее в российские пределы и ни на шаг не приближая победу в войне против русского императора.
— Опять едут! — показал Мишка пальцем на всадников, только что миновавших передовые позиции неприятеля.
— Да уж точно, пора бы им, — кивнул солдат Гаврила Сидоров без особого интереса.
— Припозднились чего-то…
Ежедневное появление перед крепостью парламентеров стало для ее обитателей таким же привычным, как завывание муэдзинов, окрестные горы, палящее летнее солнце или противные крики ослов, которые в неисчислимом множестве водились в лагере у неприятеля. По большей части, они появлялись с той целью, чтобы выведать хоть какие-то новости о событиях внутри замка. Или же пробовали заводить разговор с караульными, чтобы прельстить их сытой и спокойной службой в армии персидского шаха — но, конечно же, безрезультатно.
Поначалу в осажденную крепость даже доставляли продовольствие. Однако спустя всего несколько дней принц Аббас-Мирза догадался, что подобное показное великодушие с его стороны вовсе не производит на русских ожидаемого впечатления, и только отодвигает на неопределенное время капитуляцию гарнизона. Поэтому поставки мяса и муки были прекращены.
Кормить солдат и офицеров стало нечем. Несколько лошадей — своих и отбитых у персиян — были съедены быстро, закончилась даже пригодная в пищу трава. Наступил голод. Тем же, кто за годы воинской службы успел пристраститься к курению табака, было особенно тяжко — им приходилось сворачивать и набивать в трубки сушеные виноградные листья. Дым от этого зелья раздирал курильщикам гортань, вышибал слезу, а слюна становилась противной и горькой…
«Если Ваше сиятельство, — писал полковник в тайном донесении князю Цицианову, — не поспешите, то отряд может погибнуть не от сдачи, к коей не приступлю до последней капли крови, но от крайности в провианте…»
Достать необходимое довольствие и доложить главнокомандующему о положении в замке вызвался Вани-юзбаши, которого Павел Михайлович Карягин, майор Котляревский, да и все остальные защитники крепости, теперь не называли иначе как «добрый гений отряда», «верный друг» или «наш благодетель».
Получив секретную записку от полковника и тщательно припрятав ее на случай, если бы персияне его захватили, Вани поздней ночью спустился со стены. Он осторожно пролез мимо неприятельских караулов и, рискуя на каждом шагу своей жизнью, добрался в конце концов до родового селения Касапет, отстоявшего примерно в двадцати верстах от замка. В селении жили его отец и брат с семьями, и Вани-юзбаши точно знал, что у них есть запасы хлеба, надежно спрятанные от мародеров. Младшего брата своего по имени Акоп он тотчас же отослал в Елизаветполь с донесением от Карягина, а сам вместе с родными принялся заготавливать продовольствие. Следующей ночью, еще до наступления рассвета в Шах-Булах были благополучно доставлены сорок больших свежеиспеченных хлебов, изрядный запас чеснока и других овощей — полковник Карягин и Котляревский разделили все это между своими людьми, взяв для самих себя порцию, равную с остальными.
Как и следовало ожидать, этот первый удачный опыт побудил Карягина повторить вылазку за провиантом, отрядив с проводником для этой цели поручика Васильева и пятьдесят солдат. Экспедиция вышла из крепости ночью, счастливо пробралась мимо лагеря персов, оставшись ими не замеченной, и уже на достаточном отдалении от персидского лагеря вдруг наткнулась на конный разъезд. Неприятель был истреблен егерями без единого выстрела, только холодным оружием — так, что никому из дозорных не удалось спастись. Русские тотчас же засыпали их кровь землей, а тела убитых стащили в овраг и завалили там камнями и кустарником — исключительно для того, чтобы скрыть направление своего передвижения. К рассвету продовольственная экспедиция была уже в Касапете, затем проследовала в Джермук, откуда начала движение обратно — с мукой, хлебом, с дюжиной голов скота, с вином, фруктами, овощами, с кислым молоком и даже с парой больших котлов для приготовления пищи. Все это солдаты навьючили на быков и наступившей ночью после небольшого и скоротечного боя благополучно прорвались обратно в замок.
Разумеется, после этого неприятелем были усилены караулы, и вылазки за провиантом пришлось прекратить. Тем не менее, находчивость и отвага Вани-юзбаши позволили русским просидеть за крепостными стенами еще неделю — пускай скудно, однако и без какой-то особенной крайности. Помимо этого, Карягин через дружественных армян получил достоверные сведения о расположении и о силах противника и даже личное послание от князя Цицианова, которое во многом определило дальнейшие планы и действия его отряда…
Однако долготерпение принца подходило к концу, и неминуемо приближалась развязка. В результате очередных переговоров был определен окончательный срок, после которого полковнику Карягину надлежало сдать крепость своим победителям — и наступал этот срок завтра утром…
За полторы недели относительного перемирия русский отряд отдохнул и оправился. Свободные от караулов нижние чины ночевали все вместе — под крышей, на старых персидских коврах или же на соломе, покрытой шинелями. Для каждого из офицеров было выделено отдельное помещение в домах, покинутых местными жителями — впрочем, и офицеров-то оставалось так мало, что поредевшими ротами часто командовали подпоручики.
По медицинской части у Мишки Павлова забот стало значительно меньше. Новых обитателей в лазарете не прибавлялось, некоторые умерли, но другие пошли на поправку. Тем не менее, он и красавица Каринэ, как и прежде, все дни и все ночи проводили вдвоем, с постоянной заботой ухаживая за ранеными — меняли им повязки, промывали раны, кормили, поили, стирали белье и выносили нечистоты. Как оказалась, милосердная девушка не избегала никакой, даже самой неблагодарной и грязной работы. Ну, и Мишка стыдился хоть в чем-то отстать от нее, с каждым днем обретая какие-то новые навыки, необходимые для облегчения людских страданий.
К общему сожалению, отошедших в иной мир увечных и раненых теперь хоронить приходилось без батюшки — с тех пор, как во время последнего боя на кладбище был персидскою саблей зарублен отец Василий, обязанности полкового священника исполнять стало некому. Из-за этого многие умирающие солдаты, почувствовав близкий конец, подзывали к себе Мишку Павлова, чтобы рассказать ему о самом сокровенном. Потому что
