Золото Джавад-хана - Никита Александрович Филатов
Очевидно, по этой причине приказ о выступлении был воспринят Гаврилой Смирновым и Мишкой без радости или восторга, но с явственным облегчением. Они оба, как и большинство обитателей лагеря, предпочитали бы для себя смерть в открытом бою, нежели затянувшееся ожидание безответной расправы и плена.
Костров в эту ночь разжигали не более, но и не менее, чем обычно. При их скудном свете солдаты зарыли и закидали камнями трофейные фальконеты. Таким же образом майор Котляревский распорядился поступить и с могилами павших товарищей — чтобы неприятель не имел возможности надругаться над их телами.
Обозные телеги оставили на разграбление неприятелю — чтобы ввести его в заблуждение и, по возможности, удержать от преследования хотя бы на первое время.
По недостатку лошадей егеря и гренадеры тащили орудия на лямках. Колеса пушечные было приказано смазать еще раз и обмотать шинелями. Верхами ехали только три офицера: полковник Карягин, майор Котляревский и герой недавней вылазки против неприятельской батареи поручик Ладинский, получивший ранения в ногу и в грудь — да и то потому лишь, что солдаты сами не допустили их спешиться, обещая на руках вытаскивать пушки, где это будет нужно. Исключение было сделано также для казначейской и лазаретной повозок, в которые согласно личному распоряжению полковника все-таки запрягли по паре крепких лошадей.
Большинство раненых забрали на носилки. На лазаретную телегу положили несколько человек, при которых остался один Павлов — девушка-переводчица была теперь неотлучно при брате, а солдат Гаврила Сидоров ушел к себе в роту. На прощание он отечески потрепал Мишку по затылку:
— Что повесили нос, господин помощник полкового лекаря? Это, братец, еще ничего, пустяки… я вот слышал, что будто бы государь наш Петр Третий в морском городе Кронштадте после осмотра госпиталей предписал, чтобы все больные матросы немедленно выздоровели!
— Ну и как?
— Да никак! Ничего не поделаешь, коли прикажут…
Перед выходом не досчитались нескольких солдат на линии. То ли их выкрали неприятельские лазутчики, то ли сами они дезертировали, или перебежали к противнику вслед за Лисенко… в любом случае переменять решение было поздно.
Помолившись, полковник Карягин велел зарядить пушки картечью:
— Ну, с Богом!
И так в самую полночь на 29 июня, тихо, без шума отряд его выступил в новый поход…
Безусловно, успеху отчаянного предприятия способствовали непогода, непроглядная темень, но, в особенности — отвага и ловкость проводника.
Впереди шагал сам Вани-юзбаши — он указывал путь. Рядом с проводником, на породистом буланом жеребце ехал заместитель командира полка майор Котляревский. Объяснялись они между собой без переводчика — на всякий случай полковник Карягин оставил сестру Вани при себе, в середине колонны. Впрочем, для того, чтобы понимать друг друга, майору и проводнику вполне хватало некоторого количества простых жестов.
Следом за авангардом в молчании продвигался отряд, старавшийся ничем себя не обнаружить.
…Редкую линию неприятельских пикетов, выставленных вокруг лагеря, миновали благополучно. Незаметно удалось обойти также персидский отряд, охранявший большую дорогу. Однако сразу после этого из темноты, на расстоянии пистолетного выстрела вдруг появился дозор, состоявший из нескольких всадников.
С этим конным разъездом было покончено в считанные мгновения. Но, к сожалению, выстрелы, внезапно прогремевшие в ночной тишине, тотчас были подхвачены остальными персидскими караулами, породив беспокойство в неприятельском стане.
Скрываться дальше не имело смысла — важнее скрытности стала теперь быстрота передвижения.
— Поторопитесь, братцы!
— Скорее, скорее…
— А ну-ка, поспешай! Навались! — в полный голос подбадривали своих солдат те немногие офицеры и унтер-офицеры, которые еще оставались в строю.
Пока противник просыпался, пока принц Аббас-Мирза разобрался, в чем дело, пока поднимал войска и направлял их в погоню — сплоченный отряд русских воинов быстрым шагом преодолел уже с десяток верст по холмам и ложбинам и очутился у стен Шах-Булаха. Более того, точно, как и предвидел полковник Карягин, значительная часть неприятелей, вместо того чтобы устремиться в опасную погоню, отдала предпочтение безнаказанному и приятному разграблению русского лагеря…
Начинался рассвет. На возвышенности перед Карягиным темнела грозная и суровая каменная ограда замка Шах-Булах с шестью зубчатыми круглыми башнями. По приданиям, крепость эта была возведена шахом Надиром, а свое название получила от небольшой реки, протекавшей рядом. По сведениям, которые сообщил проводник, комендантом здесь был близкий родственник и друг наследного принца Аббаса-Мирзы, которого звали не то Ифиал-хан, не то Эмир-хан. При нем находилось полторы сотни человек пехоты — к тому же в лесу, неподалеку, стояли резервы, состав и численность которых установить не удалось.
В ранних утренних сумерках на фоне чистого неба вырисовывались фигуры часовых, ходивших на стенах от башни к башне. Внутри же замка все оставалось безмолвно и тихо. Гарнизон, совершенно не ожидая нападения, покоился крепким предутренним сном.
Медлить, а тем более колебаться, было нельзя.
— Пушки вперед!
Солдаты подкатили орудия под самые ворота.
— Ну, с Богом, братцы! — перекрестился полковник Карягин.
— Пли! — скомандовал по его сигналу Гудим-Левкович, и артиллеристы произвели дружный залп. Обитые железом старые ворота рухнули, и тотчас же через возникший пролом в замок бросились гренадеры и егеря.
— За мной, ребята! — Поручик Васильев бежал на штурм одним из первых. Размахивая шпагой, он проскочил через густое облако колючей пыли, поднявшейся от пушечных зарядов — и, за неимением достойной цели в поле зрения, выстрелил из пистолета куда-то в сторону соседней башни:
— Ур-ра-а!
За крепостными стенами укрывался целый лабиринт из улочек и узких переулков, однако штурм оказался даже более скоротечным, нежели предполагалось. Весь бой занял приблизительно четверть часа. Кажется, немногие из неприятелей успели даже понять происходящее. Изумление и панический ужас овладели ими настолько, что гарнизон, почти не оказав сопротивления, убежал через стены к реке. Персияне оставили на месте более тридцати человек убитыми — включая своего храброго, но беспечного хана. Их резерв, стоявший в удалении, также оказался застигнут врасплох, поддался растерянности и, в конце концов, так и не пришел на помощь гарнизону.
«Крепость мною взята, неприятель прогнан из оной и из лесу с малой с нашей стороны потерею… — лаконично сообщил главнокомандующему полковник Карягин в очередном своем рапорте. — Ожидаю повеления Вашего сиятельства».
— Господин полковник!
Пока егеря дом за домом и двор за двором осматривали замок в поисках солдат противника, Михаил Павлович на площади возле мечети выслушивал доклады ординарцев. Потери были, действительно, невелики — всего двое убитых и несколько раненых. Однако в строю
