Сердце знает - Кэтлин Игл
Мужчины удивленно обернулись. Она, не отрываясь, смотрела на Риза. Отблески пламени играли на ее лице. — Ты тоже это заметил? — спросила она.
— Нет, у меня это не так, бабушка. У меня просто… — Он взглянул на Хелен, — предчувствие.
— Я об этом и говорю. Тебе незачем видеть, что там шумит. Ты просто знаешь, что оно есть. — Бабушка Мэри снова уселась на стул, погрузившись в тень. — Когда доживешь до моих лет, тебе будет все равно, что подумают люди. Ты просто знаешь то, что ты знаешь, и все.
— В твоем возрасте ты уже на полпути туда, сказал Сило. — Скоро станешь вслух разговаривать с Теми, Кто За Нами Следит. А мы будем говорить: «Не обращайте внимания, она просто пытается угодить привратнику».
— Нет никакого привратника, и нет никаких ворот, — деловито сообщила бабушка Мэри. — И нету крыльев Большой Птицы.
— А он не говорил, что его что-нибудь тревожит? — спросила вдруг Хелен. Ее голос всех удивил. Все повернулись, словно увидели ее впервые. — Я имею в виду Роя. Перед смертью.
— В смысле, боялся ли кого? — уточнила бабушка Мэри и отрицательно покачала головой. — Нет, ничего такого не заметила. Мой братец был человек — просто золото. Умел угодить, кому угодно.
— Да-а, что правда, то правда, умел подлизаться, — подтвердил Сило, — особенно, когда выпьет. Помнишь, сынок?
— Помню, — откликнулся Риз.
— Ну, это давно было. А совсем недавно он мне говорил, что уже двадцать лет, как не пьет.
Риз кивнул. Цифра, которую он услышал, поразила его. Двадцать лет! Целая жизнь! На самом деле… Господи! На самом деле, ужасная правда заключалась в том, что он знал своего отца только пьяницей. Другим он его просто не знал. А может, трезвым он его просто не воспринимал, потому что знал, что это временное состояние. — Да-а, давно это было, — устало выдохнул он.
Сило положил ему руку на плечо, потрепал и пустился в воспоминания.
— Как-то раз, не так давно, Марвин Грасс позвал помочь по хозяйству. Ну, мы и пошли. Твой отец, я и еще пару человек. Старики, значит, и несколько парней помоложе. Мы всегда стараемся привлекать молодых. И они приходят. Приобщаются постепенно. Странная это штука, наша индейская жизнь… Некоторые — вроде твоего отца — решают вдруг, что она им надоела. Не хотят, мол, больше быть индейцами. И уезжают куда-нибудь, или просто плюют на традиции. Как говорится, забудь обо всем. И когда такое случается, они словно сбиваются с пути. Многие пьют. А другие словно слепнут. Да-да, просто слепнут, иначе не назовешь. Вы к ним в глаза когда-нибудь заглядывали? — Тут он помахал рукой перед лицом, глядя в пустоту неподвижным немигающим взглядом. — В них пусто.
— Некоторые потом прозревают и возвращаются, — вставила бабушка Мэри.
Сило кивнул. — Вот и твой отец вернулся. Стал ходить с нами работать, помогать друзьям по хозяйству. И ему потом трудно было вспоминать, что это он нас бросил.
— А как он умел рассказывать всякие истории! — восхитилась бабушка Мэри. — И в школе был лучше всех. А хитрый был, как лиса.
— Как прыщ на заднице, — усмехнулся Сило.
— Из школы ему пришлось уйти, — вспоминала Мэри. — Связался с проповедником из миссии и сказал, что в школу не вернется.
— И они не заставили его вернуться?
— Он закончил восемь классов, — сказала Мэри. — Такое мало кому из наших удавалось в те времена. Рой сказал, что с него хватит, и нанялся работать к каким-то белым ран-черам. Сколько его помню — всю жизнь работал.
Риз с трудом укладывал новые фрагменты в мозаичный портрет отца. — Но он же играл в баскетбол за команду старших классов?
— В баскетбол играл, а в школу не ходил, — бабушка Мэри улыбалась в отблесках костра. — Да-а, ему такие штуки удавались. Хитрый был, как лиса.
— Настоящая лиса, — согласился Риз.
— Когда последний раз курили трубку вкруговую, он, как всегда, стал молиться за вас, сыновей, — Сило поймал удивленный взгляд Риза. — Да-да, мой мальчик, он всегда за вас молился. Короче говоря, он сильно расчувствовался тогда. Как-будто что-то предчувствовал. Не то, чтобы боялся, а просто хотел что-то объяснить, как-будто хотел что-то исправить. Он не очень-то умел говорить о своих чувствах. Вместо этого рассказывал истории, — и, обращаясь к Хелен, кивнул в сторону Риза, — и про этого парня все время истории рассказывал.
Хелен улыбнулась: — Я слышала некоторые из них.
— Он гордился тобой, мой мальчик. Говорил, что нечего за тебя волноваться, потому что ты — настоящий воин.
— Надеюсь, в этом ему можно верить. Но этот Совет — это мой последний долг перед ним. — Риз твердо взглянул в лицо дяде. — И я хочу сделать все, как надо.
— Что бы ты ни сделал, ты все равно наш Большой Человек из Бед-Ривер.
— Ну, дядюшка, умеешь ты мягко стелить!
— Так вы, значит, остаетесь? — спросил Сило.
— Нет, — в один голос произнесли Риз и Хелен. — Мы просто заехали на…
— Танцы, — закончила она.
— На ужин, — кивнул он на нее. Они обменялись нежными взглядами и рассмеялись.
Сило ткнул племянника локтем в бок и, наклонившись, прошептал заговорщицки: — Есть лишняя палатка.
Семейный обед на церемонии заклинания духов — пау-уау — предполагал, что первыми едят старики, за ними — малые дети, а потом уже все остальные, по очереди. Угощали всегда традиционным супом из сычуга, а еще было сушеное или вареное мясо — бизонье, если повезет — с дикой репой, поджаренная кукуруза, сэндвичи и вояпи, густой фруктовый суп с кукурузными лепешками.
Риз и Хелен помогали тетушке Лил, обслужили стариков и стали ждать своей очереди. Ожидание было неотъемлемой частью традиции. Ждать было так же естественно, как обмениваться шутками, делиться новостями и едой.
В своем новом качестве Риз стал пользоваться особым вниманием. К нему подходили, жали руку люди, которых он не знал. Слова, которые они произносили, — «Дело отца», «Идти по стопам отца» — и вдохновляли, и тревожили, и он отвечал, что сделает все, что может, и рад будет выслушать их совет. «Не предавай нас», — сказал один старик. И Риз пообещал, что не предаст.
Осталось только понять, что все это означает.
— Мне так хорошо, что на часы не хочется смотреть, — сказала Хелен, когда они возвращались после родео, где болели за Тайтуса Хоука. Он принял участие в скачках на мустангах, но не удержался и шлепнулся в пыль.
— Ты разве не сдала часы при входе? Здесь запрещено иметь часы. Здесь живут по индейскому времени, — он снова обнял ее и притянул к себе. —
