Марвин Кей - Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона
Я подошел к двери, аккуратно обойдя Холмса, стараясь не наступить на край его серо-буро-фиолетового халата, и открыл дверь, раздумывая, увижу ли я маленького болезненного Лестрейда с крысиным лицом или блистательного Тобиаса Грегсона, и почему Грегсон получает гроши от государства, когда сам мог бы заработать состояние, но не мое дело задавать такие вопросы, он делает то, что хочет, а вместо этих двоих в гостиную вошла женщина.
Женщина!
Миссис Хадсон хотела ошарашить меня, но я сам был ошарашен. Э, чего вы хотите? Я хочу нанять детектива. Я спросил, хочет ли она нанять какого-то особенного детектива. Мистер Холмс, несомненно, самый успешный и пользующийся спросом частный сыщик во всем Лондоне, возможно, во всем королевстве ее величества, но и я не просто собираю информацию и выдвигаю собственные теории, я раскрыл несколько дел, мне завидуют, что у меня большой дом на Харлей-стрит, в котором я большую часть времени не проживаю, потому что мне более приятно проводить время в компании моего старого друга мистера Шерлока Холмса. Вы детектив, сэр?
Она переступила через порог. Холмс наполнил свой шприц до упора, стоял и внимательно смотрел на него, подняв его вверх, к свету, потом надавил на поршень, пока мелкие брызги не появились между мной и газовой лампой, образовав маленькую сверкающую кратковременную радугу в воздухе, опустившуюся на оконное стекло и исчезнувшую, как крошечная струйка дождевой воды, только эта жидкость была на внутренней стороне стекла, а не снаружи, но это все не имело никакого значения, нет, совсем нет, нет, нет, вовсе нет, — то, что свет преломляется в прозрачной жидкости, испускаемый газовой лампой за нашим окном, на Бейкер-стрит.
Женщина протянула вперед руку, ища поддержки, и я взял ее руку в свою и усадил очень осторожно, очень медленно и очень заботливо на диван. Я не мог не обратить внимания на приятный запах ее духов, на ее аккуратно уложенные волосы, на ее изящную фигуру, на миниатюрную и мягкую от природы руку, но огрубевшую от непривычной работы. Как могли с этой женщиной так обращаться? Какой монстр, отец или муж, под чьей опекой она пребывает, так плохо с ней обращается? Такое прекрасное создание, конечно же, заслуживает нежного, ласкового обращения. О, спасибо вам, сэр, боюсь, что я на миг потеряла сознание. О, мадам, мне было так приятно оказать вам помощь. О, сэр, не будете ли вы так любезны присесть на этот диван возле меня. О, мадам, конечно, склонитесь на мое плечо, возьмите меня за руку, о, вложите свою милую маленькую тоненькую, грациозную, восхитительную ручку в мою. О, сэр. О, мадам.
Холмс стоял над нами, пока я помогал нашей гостье удобно устроиться на диване. Я с облегчением увидел, что он вернул шприц в деревянный ящик, обтянутый изнутри вельветом, с блестящими медными вставками и петлями, отполированными, вычищенными до блеска миссис Хадсон и горничными, которых она присылала, чтобы навести порядок в неопрятной квартире на Бейкер-стрит, которую я имею удовольствие делить с Шерлоком Холмсом. Иногда Холмс приглашал меня, иногда я сам приходил, я не знаю, когда я пришел к выводу, что хочу остаться на Бейкер-стрит, поэтому я перевез комплект одежды в свободную комнату, на самом деле несколько комплектов одежды, на самом деле я первый начал жить в квартире, а Холмс переехал, потому что мне нужен был сосед по комнате, чтобы помочь мне с оплатой, ведь я только что вернулся из армии, из Афганистана, у меня не было практики в Лондоне, чтобы заработать деньги, я страдал от пулевого ранения в плечо или в ногу, иногда кажется, что все это было так давно и так далеко, вчера Афганистан, сегодня Лондон. Иногда человек пытается найти свое место в жизни, пытается заработать на жизнь и выполнять полезную работу, но ему не хватает денег, поэтому ему приходится находить соседа по комнате, и вследствие этого часто возникает дружба, которая стала ярким пятном в моей жизни. Ах, Холмс, самый лучший и мудрейший из людей, но совсем помешанный, и если дьявол Мориарти или тот, второй, Себастьян Моран, не усмирят Холмса, то это, конечно же, сделает кокаин.
Старший брат Холмса Майкрофт пытался помочь ему избавиться от этой дурной привычки. Я видел их вместе, слышал их разговор, это было как слушать разговор богов — мудрость и интеллект одного против интеллекта и мудрости другого, а простой смертный в это время со страхом и восхищением, если не сказать в замешательстве, внимал тому, что эти два выдающихся ума человечества говорили друг другу. Например, если я расслышал все правильно: отец всегда любил тебя больше, потому что ты был старше, ты ходил с ним на рыбалку и он учил тебя играть в баккару и брал тебя в казино, а мне всегда приходилось оставаться дома, а это нечестно, несправедливо. Или: мама всегда любила тебя больше, потому что ты был ее самым маленьким, ее малышом, и она обнимала и целовала тебя и кормила конфетами, а мне с отцом давала масло на эту глупую рыбалку, я ненавижу рыбалку. Не ты ли всегда говорил, что любишь рыбалку? Я не говорил такого, я ненавижу ее, я только притворялся, что она мне нравится, потому что знал, что это тебя бесит, тебя, костлявую маленькую крысу. А ты — большая жирная сосиска! Ты жалкий плакса! Ты большой противный задира! Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! А я ненавижу тебя больше! Ну а я ненавидел тебя уже давно…
Наша клиентка сидела, прислонившись к спинке дивана. Я предложил ей бокал хереса, и она согласилась, взяла маленький бокал в свою маленькую грациозную ручку. Я видел, как она раскрыла свою сумочку, достала носовой платок, коснулась им своих бровей, уголка рта, крошечного милого ротика. Я подумал, как было бы приятно прижаться своими губами к этим крошечным сладким губам нашей гостьи, какие эти губы на вкус, был бы у них вкус хереса! Но она сделала маленький глоток хереса и поставила бокал на стол рядом с диваном и спросила: мистер Шерлок Холмс, вы поможете мне? А Холмс сказал: мадам, вы можете свободно говорить в присутствии моего коллеги доктора Ватсона, я доверяю ему во всем, он моя сильная правая рука и личный секретарь, если только пуля из джезаила в его запястье не досаждает ему настолько, что он не может держать ручку, не так ли, Ватсон, старина?
Я сказал: Холмс, все так. С тех пор как в Майванде, где стрелки Пятого полка Нортумберленда столкнулись с жестокостью афганских воинов, и я как офицер медицинской службы, который не должен был принимать участия в боевых действиях, и, по общему мнению, огражден от вражеского огня, варвар навел на меня свою длинную винтовку Снайдер, несмотря на то, что я стоял над раненым со скальпелем в руке, и не колеблясь выстрелил прямо в меня, я буквально увидел, как клубок дыма вырвался из ствола винтовки и вылетела пуля 577-го калибра, как она летела ко мне через разреженный афганский воздух, и почувствовал ее треск в моем плече, а может, это была моя нога, я почувствовал, как медленно наклоняюсь, извиваюсь, стекаю и падаю на утрамбованную, высушенную солнцем азиатскую землю. Ватсон, сказал Холмс, вы в порядке? И я проснулся в госпитале в Пешаваре, пристально глядя в глаза красивой молоденькой медсестре, положившей свою холодную маленькую руку на мой горячий лоб. Ватсон, сказал Холмс, не могли бы вы взять свою записную книжку и то, чем вы будете писать, старина, чтобы записать информацию, которую предоставит наша клиентка, я думаю, это дело достойно вашего внимания.
Передал ли он это дело мне или Холмс просто просил меня поработать личным секретарем, чтобы он или я позже могли просмотреть мои записи? Но какая разница, ведь работать вместе с самым мудрым человеком — это большая честь для такого непритязательного человека, как доктор Джон X. Ватсон, выпускник Лондонского университета 1878 года нашей эры, бывший хирург на службе Королевской империи. Женщина плакала, она держала носовой платок, который вытащила из своей сумочки, и сейчас поднесла изящно, изящно, изящно, изящно, изящно, изящно, изящно к своим глазам, из которых струились обильные ручьи крошечных слезинок, в которых, как сквозь призму, отражался свет, нежный свет газовой лампы, освещающей наши комнаты на Бейкер-стрит. Ах, как может кто-нибудь, Ватсон, говорю я, старина, если ты не против, в самом деле, сказал Холмс. И я достал свою записную книжку в переплете из марокканской кожи с тончайшими пергаментными листочками и изящную позолоченную ручку, положил себе на колено, раздробленное пулей Джезаила. Я держал ручку над записной книжкой и внимательно смотрел на мудрейшего и лучшего из людей и на нашу клиентку с ее крошечными красивыми ручками и слезинками, сверкающими на концах ее изящно изогнутых ресниц. И я слушал ее рассказ и делал записи. Ее бросили, она вышла замуж по любви, не из-за денег, и ее муж добрый, но неопрятный и непредсказуемый, ушел от нее, а она сказала, что хочет, чтобы он вернулся. У нее нет желания мстить, потому что она искренне любит его и верит, что он искренне любит ее, но уверена, что он увлекся более тонкой талией или более изящной ножкой, и теперь все оставшиеся дни она останется ни старой девой, ни женой, ни вдовой, а в таком несчастном порочном неопределенном положении. О, мистер Холмс, я знаю, вы сможете найти моего мужа, мне известна ваша репутация, я слышала о вашей работе, о чудесных отчетах, которые написал доктор Ватсон и которые были опубликованы в журнале «Стренд», и я знаю, вам стоит только протянуть свою руку и вы найдете мне моего мужа, пусть он вернется ко мне, и я буду ждать его с надеждой на счастье в этой смертной жизни, мистер Холмс? Но как мне оплатить ваши услуги, если бы только у меня было достаточно центов, чтобы нанять вас.
