Барри Робертс - Шерлок Холмс и талисман дьявола

Барри Робертс

Шерлок Холмс и талисман дьявола

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мне уже приходилось объяснять, как некоторые рукописи, принадлежащие, очевидно, перу Джона Г. Ватсона, стали моим достоянием. Комментируя и готовя их к изданию, я пытался по мере сил удостовериться в их подлинности и соответствии действительным событиям, несмотря на то что Ватсону было свойственно путать имена реальные и вымышленные. Однако свидетельства подлинности не являются исчерпывающими, и я должен предоставить решение этого вопроса на усмотрение самого читателя.

Читатели, знакомые с повестью «Шерлок Холмс и железнодорожный маньяк», должны принять во внимание, что если в этой повести Ватсон, очевидно, рассказывает о последнем деле Шерлока Холмса, то «Шерлок Холмс и талисман дьявола» – запись гораздо более раннего эпизода из области совместной работы Шерлока Холмса и доктора Ватсона.

Рисунки Гластонберийского фрагмента и сопутствующие им рукописи так сильно выцвели, что их почти невозможно было расшифровать и поэтому пришлось восстанавливать практически заново.

Барри Робертс

Уолсолл, сентябрь 1994

1

СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

За много лет работы детективом-консультантом мой друг Шерлок Холмс имел дело с людьми самыми разными – от первейших негодяев до высших лиц страны. В большинстве случаев мы вторгались в их жизнь ненадолго и трагически, а после окончания дела их больше никогда не видели и ничего о них не слышали. Только изредка и случайно нам доводилось узнавать, что сталось с теми, кто не был приговорен к тюремному заключению или виселице после того, как мы видели их в последний раз. Холмс был на редкость нелюбопытен насчет судьбы наших клиентов и свидетелей.

Едва он завершал дело, как ум его уже настойчиво жаждал новых загадок и о старых наших делах он вспоминал только затем, чтобы похвастаться своими детективными приемами. Меня же судьба наших клиентов продолжала интересовать, и впоследствии я не мог удержаться от того, чтобы не поразмышлять об этом на досуге. Вот почему я испытал большое удовольствие, когда прошлой зимой на Стрэнде встретил одного хорошо одетого американца, лицо которого показалось мне знакомым, хотя имени его я вспомнить никак не мог.

– Доктор Ватсон! – закричал он. – Ведь вы – доктор Ватсон, не так ли? – И наградил меня теплым крепким рукопожатием.

На языке у меня вертелось его имя, но я никак не мог его вспомнить, а он громко рассмеялся, заметив мое замешательство:

– Нет, сэр! Вы и не должны меня узнать. Миновало больше двадцати пяти лет, и в то время я был еще тощим юнцом. Зовут меня Харден, Джон Винсент Харден Младший!

Это имя вызвало у меня воспоминания об одном из самых необыкновенных случаев, которым мы с Холмсом занимались. Я быстро уговорил Хардена пойти со мной к Симпсону, где подавали лучшие для военных времен бифштексы. И мы стали вспоминать.

Ему было уже за сорок, и из худощавого юноши он превратился в достаточно плотного мужчину. Он очень был удивлен, услышав, что Холмс удалился от дел и посвятил себя разведению пчел, и сказал мне, что его отец, Харден Старший, давний наш клиент, уже умер. Харден Старший нажил огромное состояние на выращивании виргинского табака. На мой вопрос, что он делает сейчас в Англии, Харден ответил, что занимается поставкой американским экспедиционным войскам, находящимся во Франции, консервов.

– А к театру вы совсем потеряли интерес? – спросил я.

Он печально улыбнулся:

– Да, доктор, отец настоял на своем, и я на первых порах стал выращивать вместе с ним табак. Мое лучшее и последнее представление я дал для мистера Холмса. Я играл замечательную роль, и зрителям это понравилось. После этого никакой театр уж не мог прийтись мне по нраву! Но мой сын сейчас так же увлечен кино, как я в свое время сценой. Говорит, что, когда подрастет, уедет в Калифорнию создавать себе имя.

Харден спросил о добровольном «Нерегулярном войске с Бейкер-стрит», об этих замечательных уличных мальчишках, которые многие годы были в Лондоне глазами и ушами Шерлока Холмса. Я ответил, что мне было наверняка известно: двое погибли во Фландрии, а один получил медаль «За военные заслуги».

Мы приятно провели вечер и расстались около ресторана, но эта встреча побудила меня при первой возможности достать свои записки двадцатилетней давности. Видно, наша встреча произвела такое же впечатление и на Хардена, потому что вскоре я получил от него письмо и немного табака с его плантации. Он не так хорош, как смесь «Старая Аркадия», но поставки ее с началом войны стали нерегулярными, так что и на том спасибо.

Его письмо передо мной:

«Френчмен, 13, Рид

Кэррон Каунти,

Виргиния,

США.

22 февраля 1918.

Дорогой доктор Ватсон!

Пишу, чтобы еще раз поблагодарить за гостеприимство, оказанное Вами иностранцу в прошлом месяце в Англии. Посылаю немного нашей продукции, что, надеюсь, скрасит Вам досуг и напомнит о Вашем старом знакомом.

Сожалею лишь, что недостаток времени не позволил мне навестить мистера Холмса, но из Ваших слов я понял, что он не очень охотно принимает посетителей. Когда будете ему писать, передайте мои наилучшие пожелания и скажите, что я никогда не забуду Гластонберийского дела.

Иногда мне хочется, чтобы все узнали историю этого странного дела, тогда бы мистеру Холмсу и Вам за участие в нем могли бы воздать должное. Быть может, когда-нибудь Вы сочтете возможным рассказать о нем.

Ваш Джон В. Харден».

Мне бы тоже хотелось рассказать о странном приключении, которое свело Холмса с семейством Харденов, и я не раз говорил моему другу, что прошло уже достаточно времени и можно все опубликовать. Но он всегда на это отвечал одно и то же: «Ватсон, вы прекрасно знаете, что это одно из тех дел, когда я неоднократно был вынужден обходить закон. И хотя мне не по душе ваши мелодраматические отчеты о моих расследованиях, я уверен, что вы меня не подведете, дав повод властям преследовать меня, ведь я заслуживаю оправдания. Кроме того, вы не можете все правдиво рассказать, не упоминая о других моих действиях, которые станут объектом критики. Если я окажусь причиной серьезных дебатов на страницах „Таймс“, это вряд ли будет способствовать мирному существованию удалившегося от дел человека».

Мне не по душе было противоречить Холмсу в этом случае, но дело, как он сам заметил, было во многом интересным, а в скором времени его, как и меня, уже не смогут обеспокоить какие-либо разоблачения. Поэтому, выполняя просьбу Джона Винсента Хардена, я излагаю события, происшедшие во время Гластонберийского дела, чтобы их можно было обнародовать, когда мы с Холмсом будем уже недосягаемы для властей и критики. Если Харден не доживет до публикации этих записок – так тому и быть, но я верю, что его потомкам однажды представится возможность узнать об уникальном эпизоде из их фамильной истории, а более широкому кругу лиц еще раз убедиться в своеобразном мастерстве Шерлока Холмса.

2

ДОСАДНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Я где-то писал, что годы возвращения моего друга после трех лет отсутствия были самыми насыщенными в его деятельности, и дело Хардена приходится на этот период. Весной 1895 года миссис Хадсон и ее сестра миссис Тернер были вызваны на север ухаживать за смертельно больным родственником. Поэтому на какое-то время нам пришлось переселиться в гостиницу.

Холмс всегда чувствовал себя не в своей тарелке, когда не был занят очередным делом, и вскоре начал проявлять так хорошо знакомые мне признаки раздражения. Со времени приезда из-за границы Холмс ни разу не прибегал к наркотикам, но я боялся, что дальнейшая бездеятельность может снова привести его к употреблению кокаина. Я попытался так или иначе, как уже бывало прежде, его развлечь. Будучи человеком, не склонным к развлечениям, он получал истинное наслаждение лишь в том случае, когда его мозг бился над разрешением какой-нибудь сложной проблемы, а жизнь в удобной столичной гостинице этому не способствовала.

Однажды вечером, когда мы вернулись с концерта, нас приветствовал в вестибюле высокий светловолосый юноша лет пятнадцати. Я узнал в нем постояльца гостиницы, поскольку видел его в столовой с родителями и, видимо, с двумя младшими сестрами. Он обратился к нам, мелодично растягивая слова, как житель Юга Соединенных Штатов.

– Простите меня, пожалуйста, – спросил он, – на самом ли деле я имею удовольствие видеть мистера Шерлока Холмса и доктора Ватсона?

– Имеете, – отвечал Холмс. – Позвольте и нам узнать, с кем имеем честь?

– Я Джон Винсент Харден Младший, – отвечал юноша. – Здесь я с отцом и матерью. Я видел вас, джентльмены, и служащий подтвердил мне, кто вы. Мне только хотелось бы сказать, как я восхищен вашими расследованиями, мистер Холмс. Я читал об этом все написанное доктором Ватсоном.