Иоанна Хмелевская - Бычки в томате

— Что я говорила, пиявки трупы не едят!

— И долго они так пировали?

Господин Мульдгорд поднял руку в жесте предостережения:

— Одна минута внимание, в желудке убиенный интерес­ный находка...

— Что там еще?

— Томаты, якобы консерв, неведома рыба с большой кость, а также странная масса, подобна сыр, но более паста для зуба. Вкус как чиста бумага, не журнал, не газета.

И полицейский посмотрел на нас с явной надеждой, что мы откроем ему тайну сего таинственного продукта и сооб­щим его название. Назвать-то мы, конечно, могли, тоже мне загадка! Обычный польский плавленый сырок, но все мы дружно промолчали из чисто патриотических соображений. Сыщик, однако, с настойчивым видом ждал ответа.

Самой находчивой оказалась Эльжбета:

— Это не для зубов, а пища для диеты.

— А, диета? — обрадовался господин Мульдгорд, которому, как и многим другим потребителям, был знаком отвратитель­ный вкус диетических продуктов. — Также нашли сухая ры­ба, норвеген, известна науке. В конец была пиво. А потерял живот свой от шест и половина часов до семь часов.

Он снова внимательно посмотрел на нас, ожидая реакции. Стефан разлил остатки шампанского.

— Посиди эта дохлая Юлия там на десять минут дольше, все бы увидала! — раздраженно заметила Мажена.

— Судьба его такая, — патетически высказалась я. — А на­шли бы его сразу, глядишь, и откачали...

— Судьба знает, что делает, — просветила меня Магда.

Герр Мульдгорд тоже знал свое дело.

— Прошу знать, кто его враг? — с деловым видом спросил он.

— Тут единственным числом не обойдешься, — тяжело вздохнул Стефан. — Врагов у него было вагон и маленькая те­лежка. Но только не в Дании, а в Польше.

Господин Мульдгорд понимал гораздо лучше, чем говорил. Но все же некоторое время на переваривание вагона и ма­ленькой тележки информации у него ушло.

— А тут?

— Что уж тут скрывать? Даже в этом доме сидят практи­чески одни его враги: я, Магда, Эльжбета...

— Я тоже, — выдвинула свою кандидатуру Мажена.

Я последовала ее примеру:

— Можешь и меня включить в подписанты. Лично мне он ничего не сделал, но за Марию Рохач я кому угодно руки-ноги повыдергаю!

— Сильны враги?

— Да всякие, от очень сильных до так себе.

— Сильны роги, — задумчиво повторил молчавший все это время Олаф. — Лень. Олень. Вымеем роги.

— Он имеет, — по привычке поправила Эльжбета. — То есть имел.

— Рогимел?

— Судя по горячей любви супруги, рогов у него скорее все­го не было, — пробормотал Стефан.

— А хозяйка дома? — обратился господин Мульдгорд к Алиции, с любопытством приглядевшись к Олафу и чуть-чуть поразмыслив.

Хозяйку вопрос поставил в тупик, но она не подала виду:

— Рогов у меня, кажется, нет. А что до жертвы... Враг — слишком сильное слово. Скорее неприязнь. Не люблю врунов и проходимцев.

Полицейскому опять потребовалось некоторое время, что­бы упорядочить наши показания и сформулировать следую­щий вопрос:

— А таковы враги суть, аще убиение чинити?

Алиция неуверенно оглядела своих гостей.

— Нет, чтобы убить, таких врагов, пожалуй, нет... Вот как-нибудь дипломатично напакостить, это да... Может, вы сами признаетесь, а? Что я тут психологическими изысками долж­на заниматься и пальцами на вас показывать?

— А показывай, на здоровье, — милостиво разрешила я. — Позволь тебе напомнить, что, судя по времени смерти, семь часов, у нас у всех есть алиби, и мы невинны до безобразия.

Герр Мульдгорд проявил живейший интерес к нашей не­винности и с большим вниманием выслушал подробнейшую информацию, где кто находился и чем занимался. Не без вну­треннего сопротивления и даже с горечью мне пришлось оп­равдать и Мариана, так как поставленный мной эксперимент с лопатой однозначно свидетельствовал в пользу этого лентяя. Не зря мы на эти алиби столько времени угрохали! Уверен­ности не было только насчет Магды, но о ней никто и сло­вечком не заикнулся.

А та переждала, пока мы объясняли диспозицию нашему полицейскому гостю, затем встала и закатила речь.

— Я всю правду скажу! — начала она многообещающе. — Только не думайте, я не доносчик и не сволочь последняя... Когда сюда ехала и, честное слово, собиралась этого кретина и паразита, как его там... Панголина... Да только, упокой, гос­поди, его душу... Оказалось, не его надо было убить, а эту под­лую суку! Фамилия меня смутила, вот я и сомневалась, а толь­ко это она! Тихая такая, вежливая, недолеченная Юлия!

Сказать, что мы обалдели, это значит ничего не сказать. Юлия, конечно, женщина была мало приятная, молчаливая, не­общительная и к тому же насквозь фальшивая. Эти ее болячки, безумная любовь — все оказалось сплошным враньем, но чтоб сразу вот так с ходу мочить и в воду? Обычно бывает наоборот.

Видно было, что у Магды накипело. Она уже больше су­ток скрывала правду, известную только Мажене, которая с энтузиазмом ее поддержала:

— Говори! — нетерпеливо крикнула она. — Пусть все зна­ют! Всю правду, без уверток!

У Алиции эти выкрики вызвали вдруг живейший интерес

— Всю правду, без уверток? Это надо отметить, — она мах­нула в сторону своего заветного шкафчика. — Мажена, доста­вай все, что там есть, пить не обязательно, но хоть стол укра­сить! Хочу всю правду услышать!

Господин Мульдгорд и Олаф, удивительно в этот момент похожие друг на друга, с огромным интересом наблюдали за представлением.

Мажена бурей носилась между кухней и салоном. На сто­ле оказались даже сладкая вишневка и какой-то запыленный коньяк и ко всему этому соответствующая посуда. Не иначе как вид этих раритетов произвел на меня такое сильное впе­чатление, что я сломалась и, не дав Магде закончить, полезла поперед паровоза со своей сенсацией:

— Ну, так я тоже всю правду скажу! Эльжбета... Ты была права!

Пожалуй, у меня вышло громче, чем я планировала, так как все замолчали и с некоторым беспокойством уставились на меня.

—Ты говорила, что она симулирует?

— Подтверждаю, — согласилась Эльжбета.

— Я своими глазами видела! Мне бы такую форму в ее воз­расте иметь, сейчас уже все равно поздно! Она больная и так скорбит о своем панголине, как епископ Кентерберийский, королева Изабелла Испанская и Чарли Чаплин!

— Одного епископа вполне достаточно, — одернула меня Алиция.

Господин Мульдгорд оправился от потрясения и отважно вступил на поле боя, начав с конца:

— Пани Иоанна, вы сотворить открытие? Во что оно за­ключено? И способ каков?

— Случайно открыла. Правда, Мариан немного помог, — призналась я столь же честно, сколь и неохотно, а затем описала все, чему стала свидетелем в разгар своих компо­стных работ. Эльжбета даже соизволила во время моего рассказа в нужных местах утвердительно качать головой, на что все обратили внимание, так как это было явным от­ступлением от ее привычки изображать каменную статую. А если принять во внимание, что я сопровождала свои от­крытия демонстрацией некоторых описываемых гимнасти­ческих упражнений, разумеется, без колеса и стойки на ру­ках, то даже Олаф следил за моим рассказом с огромным интересом.

Магда с трудом дождалась своей очереди, ведь ее открове­ния были похлеще моих гимнастических экзерсисов.

— Мне теперь точно известно, что все пакости придумы­вал не этот дебильный баран Вацлав, а именно Юлия! Он был всего лишь исполнителем ее замыслов, да и то растя­пистым. Проваливал все, что только можно провалить, а она на стенку лезла от его дурости! Как же, он ведь у нас ге­ний, ему блистать надо было, мегаломану недоделанному, вот он ее гениальные инструкции и правил на свой лад, по­сле чего все заваливалось к такой-то фене! Но ума у него хватало за нее держаться зубами и когтями, ведь это она зарабатывала больше него раз в десять! И не он не хотел жениться, а она, боялась, что придется за косяки этого жло­ба отвечать! Я вам представлю целый список людей, кото­рых она до нитки обобрала, подставила, жизнь им испога­нила, и если бы не этот дегенерат и эротоман, которому надо было нон-стоп выпендриваться, им бы еще хуже бы­ло! Вы же сами видели, что этот недоумок только клювом умел щелкать!

Видели, это точно...

— А я свидетельница того, как он мою тетю «разводил»! Она женщина немолодая, писать начала еще до войны, а он собрался сейчас из нее дойную корову сделать, в литагенты набивался. Менеджеры, дармовые загранпоездки ему сни­лись! А все эти его слащавые поцелуи да объятия на людях! А разлюбезную Юлию тоже надул, навешал ей лапши, что тетя совсем из ума выжила, можно из нее веревки вить, она ему советы давала, а тут вдруг облом! Дойная корова сдела­ла ручкой!

— А ямы он рыл ближним своим, кому только мог, по соб­ственной инициативе? — заинтересовался Стефан. — Без нее? Ведь, честно говоря, вреда-то от него особого не было, слиш­ком глуп. Все эти его, прости господи, интриги, подсижива­ние... Мифомания ему мешала. Кто поумнее, быстро сообра­жал, что к чему, и принимал меры. Ну а легковерные дурач­ки позволяли себя потеснить и выжать, как лимон. В этом она вряд ли участвовала?