Незнакомец. Суровый батя для двойняшек - Регина Янтарная
Поднимаюсь, набычившись смотрю на дрожащего доктора. Так для профилактики, чтобы глупости не наделал.
Иду на выход.
Сидим в трех машинах около клиники. Оперативники – знакомые ребята – надо же кому-то устранять временно водителя, охранника. Возможно, Машу привезут в сопровождении второй машины, тогда понадобится дополнительная помощь.
– Едут. Два авто, – сообщает по рации капитан Овсянкин Вася.
– Работаем аккуратно, чтобы на камеры не попасть.
– Зачистим, – успокаивает меня кэп. – Товарищ полковник.
Мужчины при исполнении покидают мой автомобиль, припаркованный под сенью листвы.
Спустя семь минут получаю сигнал и пересаживаюсь на водительское сидение в машину Марии. Здесь шумно и многолюдно, пахнет страхом.
– Пустите меня! – кричит Мария, пытаясь открыть переднюю пассажирскую дверцу, которую с внешней стороны подпер широкой спиной кто-то из знакомых ребят-оперов.
– Мария, это я! Не кричи! – улыбаюсь, но Машке явно не до смеха, ее всю трясет. Она в ужасе вцепилась в детские кресла, в которых сидят абсолютно спокойные дети.
Разглядываю жадно свою двойню, не моргаю.
Всё-таки, Мария была права, двойняшки безумно похожи на меня, особенно характером, ситуация патовая, чужие дядьки подпирают двери, окружив автомомбиль, ситуация накалена до предела, а они оба глазом не моргнут, будто так и должно быть.
А вот Машка явно перепугалась не на шутку. Средь бела дня ее похитили вместе с автомобилем и двумя детьми. Прямо рядом с детской поликлиникой, куда она возила дочь к педиатру, и охранник ее исчез бесследно для нее.
– Маша, это я. Успокойся, – протягиваю к ней руки, пытаюсь схватить ее, но она брыкается, ерзает, ведет себя нервно. – Ты должна уехать! – говорю жестко. – Немедленно. Игра в мстительницу затянулась, – бросаю на нее победоносный взгляд.
– Я не понимаю тебя, Мирон.
– Не Мирон, а полковник спецслужбы агент Мирон Серов, – раскрываюсь перед Машей.
– Как? – округляет глаза. – Ты же в бизнес ушел!
– Такая легенда, – улыбаюсь я безрадостно. – Ловили на живца. Давно на Прибор глаз положили преступные элементы, уже лет пять покоя моему другу не давали. Вот он и попросил меня помочь по старой памяти. А я узнал, что твой отец один из заказчиков, согласился.
– Папа не мог, – лепечет Маша, опуская глаза, – он же в тюрьме сидит.
– Детка, ты не дооцениваешь своего отца, – хмыкаю я. – Маш, – смотрю на нее с тоской и тревогой, – ситуация сложная, надо действовать. И ты с детьми мешаешь мне действовать!
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что мои руки связаны, пока вы в городе. Сегодня вы уезжаете. Сейчас, – протягиваю Марии новые документы, которые сделал для нее и наших детей.
– Уехать… совсем? – шепчет и ее подбородок дрожит.
– Разве ты не хотела бы начать новую жизнь вдали от всего этого дерьма?
– Хотела, но с тобой, – смотрит на меня с бесконечной любовью и мольбой. – Мирон, ты поедешь с нами?
Мотаю отрицательно головой, рушу ее надежды.
По щеке Маши течет слеза, но она послушно забирает пакет с документами и пачку долларов, смотрит на меня с тоской.
– Я хочу уехать с вами, но не могу, родная! – шепчу я, оглаживая подушечками пальцев самое милое и красивое лицо на свете.
Меня разрывает от желания всё бросить, забить на обязательства, забыть обо всём – о второй жене, разводе, усыновлении, рейдерском захвате, службе, и улететь сейчас же отсюда со своей первой женой, той самой, которой я клялся в любви перед небесами, той, что нашла в себе силы простить меня за предательство, той, что вопреки всему родила мне двух замечательных наследников.
– Маша… – мой голос срывается. – Я приеду к вам, как только расквитаюсь со всеми делами, обещаю!
– «Завтла»? – неожиданно интересуется дочка, впервые подавая голос и обращая внимание на себя.
Боже! Я забыл о том, что малыши всё это время внимательно изучали меня, как большого зверя в клетке, в зоопарке, куда привела их в выходной мама.
Меня рвет на части.
Хочу сказать дочурке «да», но тут же вспоминаю, что мы с ее мамой обещали больше не лгать друг другу, значит, это правило распространяется и на детей.
В горле встает ком, и я отворачиваюсь от пристального стального взгляда малышки.
– Чуть позже, – бубню я.
Безумно хочу повернуться к детям, схватить их в охапку, расцеловать. Выплакаться. Попросить за все прощение.
Аленка как на зло покашливает и мое сердце разрывается на части.
Знаю, если проявлю сейчас слабость и разведу с ними «сюси-пуси», то уже не смогу остаться здесь. Не смогу отпустить их от себя.
У меня никогда не было изъяна, а теперь появился.
Я предаю и продаю все свои идеалы, выбрав семью. И я горд.
Я счастлив, что делаю этот выбор.
– С вами поедет мой человек, вы всегда будете под охраной. Не бойся, – сжимаю напоследок руку Маши.
– Когда ты приедешь? – выкрикивает она дребезжащим голосом.
– Скоро, – отвечаю кратко.
– Если что-то случится? Как мы будем без тебя?..
– Я позабочусь о вашем будущем… даже если меня не станет, – выдыхаю тихо, и выбираюсь из машины. Ухожу, не оглядываясь. Знаю, если обернусь, посмотрю в любимые синие глаза, то не смогу отпустить ее от себя. Не смогу остаться здесь один.
Маша улетает частным рейсом из страны спустя два часа. И я облегченно выдыхаю. Можно приступать к финальной части операции.
Игра началась.
Звонит Тарас и я слышу в трубке крики, слезы и непонятное бормотание.
– Что стряслось?!
– Они напали на Милу с Машей!
– С Машей? – спрашиваю ошарашенно. – Ее не должно было быть в городе! – ору я.
– Она жила эти дни у няни, Мила не успела увезти дочь.
– Дебилы!
Меня всего трясет, я падаю в свой автомобиль, и гоню к дому моей «сестры».
Глава 46
Мирон
Подъезжаю к дому, издали вижу мощную фигуру Тараса. Походит к машине, едва я останавливаю авто рядом с ним, падает на переднее пассажирское сидение.
– Поехали! – натянуто улыбается.
– Копец! Даже объяснений не будет? – рявкаю я.
– Чего объяснять! Мила разревелась, что ты хочешь ее с дочкой разлучиться, сказала, что ничего страшного не произойдет, если она спрячет дочь в городе, и будет посещать ее изредка.
– Когда у нее мозги в кисель превратились?
Тарас отворачивается от меня смотрит в окно, повесив многозначительную паузу между нами.
На нервной почве в желудке голодно ноет.
Я всегда ем, когда холодная ярость топит меня. Только так могу справиться с
