Незнакомец. Суровый батя для двойняшек - Регина Янтарная
– Я не могу, меня тошнит, – шепчу дрожащими губами.
– Твои проблемы. Не надо было под мента ложиться!
Неожиданно настроение в камере меняется с дружеского на вражеское, и я понимаю, что придется нелегко.
Но рассказывать, как было все на самом деле настроения нет.
Вета пускает мне в лицо дым, закашлявшись, отхожу от нее и забираюсь на верхнюю койку.
Я должна уснуть, это мой единственный шанс забыть о реальности.
Ночь мне снится странный сон, в котором я подхожу к кроватке, а в ней спят два ребенка – мальчик и девочка. У них серые глаза как у их отца и очень серьезные лица.
Просыпаюсь в приподнятом настроении, и сразу встречаюсь глазами с Ветой.
Спускаюсь и от токсичного запаха в камере меня подташнивает. Если накануне мне было тяжело от этой тошноты, то сейчас наоборот, я вспоминаю, что не одна. Теперь нас трое – я, сынок, доченька. Мои дети помогут мне выстоять, а я буду драться и цепляться за этот мир, чтобы они выжили.
Глава 34
Маша
Аня, Вета, Марина преследуют меня взглядами. До завтрака они меня не «трогают», молча наблюдают. Но едва охранники забирают посуду после завтрака и закрывают окошко, как ситуация меняется.
– Угрюмая, не пора ли унитаз драить? – интересуется Анька и показывает мне глазами на ширму, за которой находит «белый друг» и раковина.
На негнущихся ногах иду туда, куда меня послали. Спорить не собираюсь.
Беру ёршик и наклоняюсь. В тот же момент меня начинает тошнить. От звуков, которые разносятся по комнатушке-камере, становится нереально противно. Даже мне самой.
– Прекрати! Делай молча! – командует Аня.
– Девки, вы чего? – неожиданно голос подает Марина. – Она же баба, как мы.
Отодвигаю ширму, трусливо оборачиваюсь на голоса, смотрю на соседок. В груди давит от страха, а сама вся дрожу. Тело меня не слушает совсем.
Марина делает ко мне два широких шага и хватает меня за локоть.
– Иди отсюда! Только загадила всё еще больше!
– Нет! Пускай убирает, стерва крашенная! Здесь она не папина дочка – принцесса Угрюмова, а просто швабра! – шипит Аня.
Вета наступает на Марину.
А я поверить не могу в происходящее, когда женщины вцепляются друг другу в волосы. Аня – в Маринины, Марина – в Веткины. Женщины реально дерутся из-за меня. Меня же одолевает дикий страх. Боюсь, как бы кто из них не накинулся на меня. Забиваюсь в угол рядом с унитазом. Сижу на корточках, дрожу, прикрываю рот рукой. По-прежнему тошнит.
Обвожу безумным взглядом камеру, драку и поверить не могу, что всё это реальность. Всё это происходит со мной!
Дверь камеры открывается и на пороге возникает охранница. Только не вчерашняя, а новая. Женщина, в теле, лет под сорок. С серьезными серыми глазами и с человеческим взглядом.
– Прекратить! Занять свои места! – командует она.
Женщины моментально отлипают друг от друга, и расходятся, унося в зажатых кулаках чужие пряди волос.
– Чего не поделили? – интересуется, едва Вера, Аня и Марина расходятся по своим местам.
– Из-за этой малахольной! – Вета опаляет меня гневным взглядом.
– Марьяш, всё в порядке? – охранница смотрит на синяк на лице Марины.
– До выписки заживет!
Все громко смеются – охранница и сиделицы. Даже я пытаюсь улыбнуться, но дается мне эта эмоция не просто, потому что внутри меня всё дрожит.
Едва дверь с грохотом закрывается, как я подхожу к Марине.
– Чего тебе убогая?
– Я хотела извиниться. Это же из-за меня вы пострадали.
– Слушай, ты! – взвинчивается снова Аня.
– Прекратите! – с угрозой произносит Марина. – Маша тоже баба, притом брюхатая. Не трогайте ее! Она же не живет с этим ментом. Он ее попользовал и бросил, она-то здесь причем? Мы – бабы подневольный народ, затащат нас в койку обманом или силой, а потом спрашивают с нас. Не дело это!
Сокамерницы одновременно упираются взглядами в мой живот.
Машинально закрываю живот ладонями.
– Мезенцев вывернет тебя шкурой наружу, готовься! – неожиданно Вета принимает мою сторону.
Аня одаривает товарок злым взглядом.
– Анютка, снова твоя очередь сегодня убираться в хате! – замечает Вета и смотрит на подругу с грустью.
– Тоже мне подруги! – чертыхается она.
– Будь бабой! – командует Марина и показывает мне на свободное место. Ноя не успеваю сесть, потому что дверь открывается и меня вызывают на допрос к Мезенцеву.
Спустя четыре коридора меня заводят в небольшую комнатушку, где уже сидит тот самый следователь, что обманом затащил меня сюда.
– Вспоминала, где деньги лежат? – интересуется, едва занимаю свое место.
– Мне нечего вспоминать.
– Может тебя в другую камеру перевести? Видимо соседки в этой слишком добры к тебе! – шантажирует меня мужчина.
И тут до меня доходит, кто настроил Аню против.
– Это вы рассказали им, что мой ребенок от спецагента, работавшего в банде моего отца?
– Я. Хорошая работа? – интересуется нагло и самодовольно.
– Вы злой, – отвечаю очень тихо.
– Ты мне еще поговори, угрюмовское отродье! – снова повышает на меня голос следователь.
– Не хочешь признаваться? Будешь сидеть до самых родов. После родов ребенка твоего заберем, тебя лишим родительских прав и больше не увидишь свое чадо! Отдадут его на усыновление!
Готова потерять сознание от страха.
Как можно отдать моего новорожденного ребеночка кому-то чужому?
За что меня лишать материнских прав? Я уже люблю своих детей больше жизни. Буду заботиться о них, когда они придут в мой мир.
Я не должна бояться! Не должна. Иначе сделаю себе только хуже, – читаю мысленно мантру.
Делаю глубокий вдох.
Паника бурлит в крови, но я устала бояться.
Вначале следак пугал меня, что мои детки будут расти за решеткой, теперь он давит на мою психику, запугивает, что отнимет у меня право на материнство.
Нет! Так не пойдет. Вспоминаю, что девчонки в камере говорили мне – он будет выворачивать тебя шкурой наружу, разбирать и собирать заново. Всё терпи, девочка! Не сдавайся!
Вдох-выдох. Убеждаю себя, что всё получится, перехожу в наступление.
– Пожалуйста, сообщите майору по кличке Седой, что я жду от него ребенка. Он – мой последний шанс, – бормочу я.
Мезенцев громко и ядовито хохочет. Затем замолкает, смотрит внимательно, серьезно отвечает.
– Как только скажешь, куда твой отец перевел все деньги, так сразу и сообщу твоему майору о ребеночке.
Считываю по его бегающему взгляду, что врет. Хотя при этом даже глазом не моргает.
Дверь щелкает и в комнату входит охранник. От щелчка наручников на моих тонких запястьях сердце снова чуть не останавливается. Никак не привыкну к этому клацанью.
– Иди! – командует следователь.
