Незнакомец. Суровый батя для двойняшек - Регина Янтарная
Мне очень плохо. Я задыхаюсь. Кажется, что стены наезжают на меня и пытаются раздавить. Здесь так тесно. Наверное, потому что я точно знаю, что на окнах решетки, а двери заперты на железные засовы.
Люди не животные! Их нельзя оставлять жить в таком страшном месте, – мелькает у меня в голове.
Тут же жалею себя: – Я слишком молода и красива, мне точно нельзя оставаться здесь.
Очень хочу сорваться с места и побежать обратно, но точно знаю, что меня пристрелят как собаку или того хуже, побьют. А меня нельзя бить, ведь во мне живет малыш.
Неужели, всё это я должна вывозить на своих плечах, рассчитываясь за один единственный грех в своей жизни – я родилась у неправильного человека.
– Пришли! – гаркает охранница, приближаясь ко мне еще сильнее. До меня доносится терпкий запах ее пота и дешевого парфюма, и я морщусь, потому что меня нещадно тошнит.
– Королевишна, тебе не нравится мой запах?! Неделю без душа!
Я не успеваю даже возразить, сказать, что дело не в ней, а в моем восприятии окружающего мира, которое стало очень чувствительное, как только во мне зародилась новая жизнь.
Мне плохо. От страха, от запахов. Пол уходит из-под ног, а в голове звучит набатом: – Главное, удержаться на ногах, чтобы не посчитали слабачкой.
Женщина осматривает меня презрительным взглядом, пока вторая открывает дверь камеры.
Дрожь прошивает мое тело, и в этот момент потолок обрушивается на меня, обмякаю в руках охранницы.
Меня трясут как грушу, бьют по щекам
– Ты чего падучая? Эпилептичка что ли?!
– Нет, – шепчу едва слышно, мотаю головой. – Я ребеночка жду.
– А ну таким как ты самое место ждать ребеночка здесь. Внуку Угрюмого здесь самое место!
Нет!!!
Малыш не может родиться за решеткой. Он невиновен в том, кто его дед. Кричу мысленно, сил высказаться вслух нет. К моей радости.
Делаю шаг в камеру, и дверь за мной с лязгом закрывается.
Беспомощно оглядываюсь по сторонам, три женщины скользят по мне изучающим взглядом. Понимаю, меня некому защитить, сама должна показать коготки и зубки, чтобы не разорвали. Видимо, кровь папы дает подсказки, – усмехаюсь про себя с грустью.
Делаю два шага вперед, и она из женщин, та что в теле и постарше остальных, кивает мне.
– Подойди к столу.
Подхожу и гляжу с удивлением на женщин. Сидят за столом, будто ни в чем не бывало, читают книги.
– Дочь Угрюмого?
Киваю, дрожащими губами едва слышно выговариваю:
– Да, Маша я.
– Марина, Вита, Аня, – представляются сокамерницы. И замолкают. Долго молчат, переглядываются между с собой с серьезными лицами, а затем одаривают меня добрыми улыбками.
– Значит, своя! Садись, четвертой будешь.
Серьезно?
Я готовилась к самообороне, к противостоянию характеров, к жестокой борьбе, а меня сразу приняли в коллектив зэчки, назначили своей и выдали билет неприкосновенности.
Хоть в чем-то есть толк от папы – никто не рискнет связываться Угрюмым. Несмотря на то, что он за решеткой, все знают, что у него еще остались свои люди на свободе. Те, кого он так и не сдал. А значит, руки у него до сих пор длинные, могут любого достать.
Больше всего на свете я боялась тюрьмы, но сокамерницы оказались милыми добрыми женщинам. Хоть по этому пунктику могу поставить галочку, несмотря на отвратительную в целом ситуацию.
– Читаешь такое? – интересуется сокамерница.
Мотаю головой отрицательно.
– Здесь скучно, так что присоединяйся чтобы не выглядеть белой вороной. Время будет чем занять, – показывает обложку любовного романа.
– Я не могу сейчас ни о чем думать, кроме своего малыша, – показываю на плоский живот. – Мне не до любви любовной.
– Вот как? Это меняет расклад! Анька, шконку нижнюю девочке освободи! – дает указание главная.
– Да ладно, я на верхней посплю этой ночью. Все равно завтра отпустят.
– Завтра?! Что тебе шьют? – интересуется, прищурив глаза старшая.
– Хотят узнать, куда папа спрятал все свои деньги, нажитые непосильным трудом, – нахожу в себе силы на шутку.
Громкий хохот давит на барабанные перепонки.
И я долго жду, пока женщины прекратят насмехаться надо мной.
– Быстро не отпустят! Не надейся. Сгноят здесь, если не скажешь им то, что они хотят, – выдыхает Вета.
– Но я не знаю, где деньги, – шепчу со слезами на глазах.
– Следователи слезам не верят! Я понимаю тебя подруга. Лично я верю. Но правила есть правила, если ты дочь босса – отвечай за него и его поступки.
– Разве дети и внуки должны отвечать за родителей? – спрашиваю срывающимся от волнения голосом.
– Нет. Но по факту отвечают.
– Меня выпустят. Это недоразумение, – твержу упрямо.
– Выпустят, если батя твой любит тебя больше денег, – подмечает Аня. – Скорее всего, у них на это расчет. Мезенцев точно знает, что Угрюмый не стал бы выдавать тайну дочери, значит, он надеется надавить на Угрюмого. Для этого закрыл тебя здесь. Не удивлюсь, если с тобой начнут происходить неприятные вещи!..
– Что??? – громко вскрикиваю. Бросаюсь к дверям.
– Выпустите. Умоляю! – барабаню по двери ногами и кулаками. Прошу сквозь слезы. – Пожалуйста, позвоните майору Седому, скажите, что нас с его сыночком здесь держат, он нас вызволит. Заберет отсюда.
– Кто заберет? – маленькое окошко в двери открывается, заглядывает охранница.
– Майор Седой, мой бывший муж.
– Неположено.
– Позвоните ему, умоляю! У меня же есть право на один звонок. Я в кино видела, там говорили про один звонок.
– Правда? – усмехается женщина в форме. – Имя, фамилия твоего мужа-майора? – в голосе усмешка, но я не реагирую, потому что от шока ничего не понимаю. Я так сильно боюсь находиться здесь. Безумно боюсь, что моему малышу причинят зло и боль, что хочу поскорее убраться отсюда.
Неожиданно до меня доходит, что я не знаю настоящее имя и фамилию спецагента. Под прикрытием он носил кличку Седой. А женился на мне по фальшивому паспорту, под именем Седов Мирон. Сейчас я уверена на все сто, что никакого Седова Мирона не существует.
– Не шуми больше, иначе накажу! – окошко с лязгом закрывается, и я бреду обратно к столу.
– Говоришь, сынок у тебя от майора? – спрашивает гневно Вета и не дает мне сесть, бросает на мое место книгу.
Бегло пробегаю затравленным взглядом по лицам отпетых зэчек, понимаю, что только что нажила себе врагов.
Отнекиваться и врать, что я наврала охранницам смысла нет.
– Да, – выдыхаю уверенно.
– А знаешь, девочка, ложись-ка ты на верхней шконке! Анька, занимай обратно свое место. Погорячилась я с поблажками для новеньких, будет жить как
