Анатомия призраков - Эндрю Тэйлор
По ту сторону жаровни языки пламени превратили мистера Холдсворта в незнакомца: наполовину темный силуэт, наполовину огонь, воплощенная тайна. «Риченда». Лицо и имя девушки слились в ее сознании с некими слухами о Мортоне Фростуике, которые вынудили его поспешно покинуть Иерусалим более двадцати лет назад. Она вспомнила, что в колледже до сих пор есть человек, которого слухи (и доктор Карбери) связывают с его именем. Как показала карьера Соресби, нищему и одинокому сайзару нелегко покрыть издержки университетского образования, а в те дни, вероятно, это было еще тяжелее.
– Знакомое лицо, – протянула Элинор, изучая набросок. – Смотрите… разве вы не замечаете сходства?
– Отдайте его мне, мадам.
– Сейчас отдам. Это могла быть сестра или дочь мистера Ричардсона. Но я знаю, что у него нет ни сестры, ни дочери, поскольку он мне говорил как-то раз, что является единственным ребенком своих родителей и, разумеется, не женат. Возможно ли, что это никакая не служанка и вообще не девушка, а…
– Да, – произнес Холдсворт. – Пожалуйста, отдайте мне бумагу.
– Но видите ли, это все объясняет.
– Что объясняет?
– О!.. Многое. Например, из недавнего, почему мистер Ричардсон столь любезно позволил мистеру Уичкоту укрыться в колледже.
Холдсворт вынул из саквояжа очередную пригоршню бумаг.
– Это грязное дело, как ни посмотри. Я не стану усугублять положение.
Элинор наблюдала, как он скармливает пламени последние листки. Затем взглянула на набросок. Он может пригодиться ей в ближайшем будущем для торговли с мистером Ричардсоном, ведь у него нет причин оказывать ей услуги. Возможно, это поможет уравновесить чаши весов.
Холдсворт отвернулся, чтобы выбросить последние бумаги в огонь. Элинор показалось, что он упрекнул ее и даже отверг, хотя, господь видит, она ему ничего не предлагала. Джон достал карманный нож и принялся кромсать мягкую кожу саквояжа на мелкие кусочки.
– Я не знаю, что мне делать, – тихо сказала Элинор.
Она стояла, опустив голову, с портретом Риченды в руке, и пыталась не думать о будущем. Разве настоящего не достаточно?
Холдсворт отложил нож и испорченную сумку. Подошел к Элинор, почти бесшумно. Для крупного мужчины он двигался тихо. Она не знала, что собирается делать. Не знала и чего хочет.
Огонь умирал. Воздух наливался прохладой с наступлением ночи. Элинор дрожала, хотя и не знала, от холода, от страха, от желания или от смеси всего этого.
– Позвольте мне бросить этот листок в огонь за вас, мадам. Так будет лучше.
Элинор взглянула на него. «О чем на самом деле ты просишь? Что я выбираю?»
Джон подошел ближе. Она увидела его лицо, кожу, подсвеченную оранжевыми отблесками умирающего огня, и протянутую руку. Она не шевелилась. Его ладонь сомкнулась у нее на плече.
Долгое мгновение ничего не происходило. Затем Элинор повернулась к нему – словно дверь замедленно качнулась на петлях. Другая его рука скользнула ей на талию. Хмурясь, она подняла голову. Он склонил лицо и поцеловал ее прямо в губы. Она знала, что это невозможно. Наверное, это постыдный сон.
Ее губы отвечали на его поцелуй. Она чувствовала незнакомую мягкость, тепло, которого не ожидала встретить, и еще его щетина покалывала кожу. Во сне все возможно. Их губы разомкнулись. Она ощутила привкус дыма, вина и темноты. Потом отстранилась и бросила набросок в огонь. Риченда, хорошенькая девушка с кокетливой улыбкой, в последний раз возродилась к жизни: она сверкала яркими цветами, танцевала в языках пламени, грациозно извивалась и наконец почернела и рассыпалась в прах.
– Холодает, мадам, – произнес Холдсворт так тихо, что она с трудом расслышала. – Вам пора в дом. Простуда вам ни к чему.
Только позже, лежа в кровати, обхватив себя руками и думая о том, что случилось, думая о прикосновении его кожи и вкусе его губ, Элинор поняла, что забыла рассказать Джону Холдсворту о привидении.
Глава 46
Филип Уичкот не спал. Долгие ночные часы уплывали в темноту, и он лежал в параличе неудобства, перемежаемом приступами боли, которые неуклонно становились все более частыми и острыми.
Он не знал, кто на него напал и почему. Они бросили его здесь умирать? Они хотели убить его?
Становилось все холоднее и холоднее. Полный мочевой пузырь причинял ему нестерпимую муку, пока он наконец не утратил контроль и к его несчастью не добавилась новая подробность. Вдалеке приглушенно звенели колокола Кембриджа, отмеряя часы его страданий. Филип погрузился в подобие транса, не бодрствуя и не спя.
Его пробудил скрежет металла. Затем второй раз. Засовы отодвинулись. Уичкот открыл глаза. Светало. За спиной раздались шаги. Он знал, что людей больше одного, поскольку чувствовал прикосновения рук и слышал дыхание. Ему на голову накинули темную грубую ткань, натянули на плечи и перевязали на шее. Рывком подняли с пола. Но его ноги подогнулись, и он рухнул.
Похитители подхватили его под мышки, по одному с каждой стороны, и потащили на улицу. Он потерял сознание от боли.
Когда Уичкот очнулся, он снова лежал лицом вниз на чем-то громыхающем и тряском. Его руки и ноги больше не были связаны, а голова не покрыта. Кляп исчез. Его рот пересох, язык казался чужим и распухшим. Ноздри забивал дурной запах, а лицо было мокрым.
Обитые железом колеса громыхали по плитам мостовой. Его стошнило кислым. Филип попытался перевернуться и сесть. Крикнул: «Стой!» – но его рот разучился говорить и вместо слова изверг еще немного жидкой рвоты.
Он услышал голос и грохот других колес. Тележка налетела на бордюрный камень, покачнулась и замерла. В воздухе висели сварливые голоса, все до единого вульгарные и пронзительные, как у ссорящихся сорок.
Уичкот перекатился и сел. К его изумлению, раздался взрыв одобрительных возгласов.
– Дорогу милорду Засранцу на колеснице! – крикнул мужчина.
Возгласы сменились смехом и свистом. Уичкот огляделся по сторонам. Он понял, что сидит в тележке перед главным входом в Иерусалим-колледж. На внешнем дворе толпились слуги колледжа, десятки слуг, мужчины и женщины, в ожидании, когда Мепал откроет ворота. Уичкот схватился за голову. Его парик и шляпа исчезли. Сюртук был порван и испачкан.
О боже! Он сидит в тележке золотаря, в луже экскрементов на виду у всего мира.
Внезапно свист поутих, хотя и не прекратился. Том Говнарь с оглушительным грохотом откинул доску сбоку тележки, выставив Уичкота наподобие урода на Стоурбриджской ярмарке.
– Только поглядите на его штаны! – взвизгнула женщина. – Милорд Засранец обмочился!
Толпа расступилась, пропуская двух крупных мужчин в черном, которые направлялись к тачке.
– Доброе утро, мистер Уичкот, –
