Анатомия призраков - Эндрю Тэйлор
Время и расстояние потеряли всякий смысл. Уичкот не испытывал ничего, кроме боли и страха. Похитители резко остановились. Лязгнул засов. Скрипнули дверные петли. Его пронесли еще несколько ярдов и бросили. Филип тяжело рухнул, и у него перехватило дыхание от удара. Он лежал на полу и хныкал.
Дверь закрылась. Снова лязгнул засов, возвращаясь на место, затем второй. Его нос был прижат к холодной земле. Пахло свиньями. Его никто не услышит, никто не спасет. Он не мог пошевелиться.
Слезы пробились сквозь сжатые веки. Что они намерены делать? У напавших должна быть какая-то цель. Они оставили его беззащитным, как спеленатый младенец.
Неприятное воспоминание возникло перед его мысленным взором: Табита Скиннер, вся в белом, с побледневшим лицом, привязана к кровати с раздвинутыми ногами и ждет, когда ее изнасилует Святой Дух.
Спальня Элинор Карбери располагалась рядом с ее гостиной. Женщина прижалась лицом к окну, чтобы не видеть отражений комнаты за спиной. Стекло запотело от дыхания. Днем, встав справа и вытянув шею, она могла бы увидеть стену служебного двора, а поднявшись на цыпочки – краешек частной калитки на Иерусалим-лейн. Сейчас Элинор ничего этого не видела, поскольку было темно.
Оранжевый свет мерцал и танцевал на стене двора. Она почти не сомневалась в этом. Источника света она не видела, только слабое, размытое отражение языков пламени.
Элинор до сих пор не разделась. Далее по коридору тихонько посапывал доктор Карбери, окруженный покоем, который мог ему даровать только опиум. Рядом с ним бдела сиделка. Здравомыслящая, опытная женщина, на которую можно смело положиться. Бена отослали домой. Сьюзен поднялась на чердак. Несколько драгоценных минут, даже часов, Элинор была свободна как воздух.
Она укутала плечи шалью и тихо спустилась вниз. Открыла засов и замок на садовой двери и вышла на улицу. Она ждала на дорожке, прислушиваясь, чувствуя, как вечерняя прохлада льнет к щекам. Ее дыхание было учащенным.
Элинор пошла по мощеной дорожке. Вход во двор располагался немного не доходя до калитки на Иерусалим-лейн; с севера его ограждала крошащаяся, лишенная окон стена Ярмут-холла. Женщина услышала, как потрескивает пламя, пожирая топливо.
Огонь горел ярче, чем она ожидала, поразительно контрастируя с темнотой. Холдсворт стоял у жаровни. Должно быть, он услышал шаги, поскольку смотрел в ее сторону. Пламя изменило его лицо, сделав пылким и подвижным, превратив мужчину в сатанинского незнакомца. Внезапно она до смерти перепугалась.
«Что я делаю?»
Страх испарился так же быстро, как возник, когда Джон шагнул вперед и увидел ее.
– Я не знал, кто это, мадам, – тихо произнес он. – На мгновение я испугался, что меня обнаружили.
Элинор встала рядом с жаровней, протянув озябшие руки к огню. Обрывки бумаги ярко вспыхивали и почти сразу же съеживались в серые призраки самих себя. Холдсворт потыкал костер палкой, и призраки рассыпались в прах. Он бросил еще пригоршню листов на угли.
– Что доктор Карбери? – спросил он.
– Крепко спит.
– Его здоровье улучшилось?
– Между нами говоря, нет. Боюсь, доктор Милтон не питает надежд на этот счет.
– Весьма прискорбно. Я надеюсь, мой дневной визит не…
– Нет, не стоит беспокоиться. Никакие ваши слова или поступки не способны ухудшить положение.
Джон промолчал. Элинор наблюдала, как он кормит пламя. Груда бумаги постепенно таяла.
– Я кое-что должна вам рассказать о привидении, – сказала она. – Но сперва… все прошло хорошо?
– Проще некуда. Мистер Уичкот отправился ужинать к миссис Фиар. Никто меня не видел. Я нашел саквояж там, где сказал мальчик, и ушел, завернув его в плащ. Да, пока не забыл, вот, возьмите. – Он достал связку ключей и протянул ей. – Вас не затруднит вернуть их на место?
Она покачала головой:
– Что вы нашли?
– Книгу, нечто вроде клубного реестра, в котором указаны настоящие имена членов клуба в соответствии с их апостольскими noms de guerre[39]. И еще две или три книги, дневники или протоколы, полагаю, в которых записаны деяния клуба и его членов. В минувшие годы каждый президент, каждый Иисус Христос, заполнял как протоколы, так и реестр. Одно не имеет ценности без другого. Но в совокупности они дают вполне четкую картину, кто что делал и с кем. Также я нашел черновики писем, которые мистер Уичкот намеревался послать ряду бывших членов клуба. Письма сформулированы очень осторожно, но их смысл совершенно ясен: он просит о дружеских услугах и, быть может, небольших ссудах, а в ответ обещает, что безрассудные поступки их юности никогда не смутят их покой.
– Снова призраки, – произнесла Элинор. – Похоже, мы постоянно их производим. Мы фабрики призраков.
– Эти призраки скоро утратят свою власть.
– Вы прочли бумаги, сэр? – Она отошла от жаровни и тем самым встала ближе к нему. – Несомненно, у вас не было времени?
– Я видел достаточно. Зашел в комнаты мистера Олдершоу, дабы убедиться, что взял правильный саквояж, и пролистал его содержимое. Это отвратительно.
Холдсворт уже вырвал страницы из книг, чтобы легче их сжечь. Элинор присела на корточки и взяла пригоршню разрозненных листков. Она услышала, как Джон резко вдохнул, но промолчал и не попытался ее остановить. Элинор приблизила пару-тройку листков к огню. Слова танцевали перед ней в изменчивом оранжевом свете.
– Боже праведный! Мистер Уичкот пишет розингтонскому декану! Он обедал у нас в прошлом семестре, такой приятный мужчина, мы с ним пили чай после обеда. И лорду…
– Прошу вас, бросьте записи в огонь, мадам.
Элинор швырнула бумаги на жаровню и выхватила наугад еще один листок.
– Вам не следует тревожить себя этой грязью, – произнес Холдсворт. – Это неприлично. И даже хуже того.
– Пусть я всего лишь женщина, сэр, но меня не так просто шокировать. – Она не поднимала глаз. – Это всего лишь свидетельство человеческой глупости, и в нем нет ничего из ряда вон выходящего. Женщины тоже глупые создания.
Джон не ответил. Только наклонился и швырнул бумаги в огонь.
– Кто такая эта Риченда? – спросила Элинор.
– По-видимому, у Мортона Фростуика, сотрапезника начальства из Иерусалима, который был президентом клуба лет двадцать или тридцать назад, служила девушка с таким именем. Пожалуйста, оставьте бумаги в покое.
– О боже! – воскликнула Элинор.
Слишком поздно. Она перевернула листок и нашла на обратной стороне набросок: портрет девушки с правильными, приятными чертами лица, которая с кокетливой, манящей улыбкой глядела через плечо на художника. Она накручивала локон на пальчик. Внизу стояло единственное слово: «Риченда».
– Но она… она так похожа…
– Да. – Джон протянул
