Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
Дальше муж молчал, а братья объясняли про то, как полицейские стали стрелять, как ранили Адриана, как тот еле уехал, угнав их же машину. Новый больше вопросов не задавал, только в самом конце спросил, где машина. Братья объяснили, что вывезли ее за город еще ночью.
Ева с трудом разбирала слова в книге, потому что голова соображала нехорошо. Достала из кармана шоколадку, отломила маленький кусочек. Муж ей сказал больше сразу всю не съедать, растягивать, поэтому она сунула остаток шоколадки обратно.
В книге было много картинок, и Ева меньше читала, а больше угадывала, что там разные сказки написаны. Например, на одной странице была изображена женщина, у которой лицо было закрыто двумя черными кружками на дужках. Это, конечно, была Яга, о которой Баба рассказывала редко, только если дети совсем плохо себя вели.
В лесу, у большого глубокого озера, жила Яга. Старая, страшная, худая, как скелет, с большими черными дырками вместо глаз. Яга жила в маленьком доме, ездила по окрестностям, собирала грибы и ягоды. Ездила на ступках – детях без стоп и ладоней, которые с ней в избе жили. Днем Яга складывала их за печкой, как бревнышки, а ночью вытаскивала, раскладывала на земле, хваталась за их спины ногами, своими длинными когтистыми пальцами, и понукала, чтобы везли ее по лесу от куста к кусту, от мшистого камня к болотку, к роще, с холма на холм, через речки и топки.
Дети быстро перебирали землю своими культями, облизывались на ягоды, на грибы, но сами не ели, потому что зубов у них, как и пальцев, не было, а ягоды в лесу были толстые, сочные, без зубов не прокусишь. Грибы были высокие, с ребрышками, с колючками, без ловких пальцев не сорвешь.
Яга ездила на детях, руки свои тянула в стороны, хватала ягоды, грибы, кидала себе в рот и сразу, перемолов, в корзину сплевывала. За ночь целую такую корзину собирала, а утром, перед сном, детей из нее кормила – брала за холку, совала головкой в корзину, ждала, пока тот губами грибную, ягодную кашу всосет, потом следующего.
Яга детей берегла, сама их перебинтовывала, рты углем и водой полоскала – а все потому, что дети это были, которые сами ничего не умели, во всем на родителей своих, на сестер и братьев полагались. Таким детям и жить можно было только с Ягой – кому они в мире нужны такие ленивые.
Новый подошел к Еве, опустился на корточки.
– Тебя как зовут? – спросил он. Ева посмотрела на мужа, потом ответила.
– Я сейчас вас в монастырь отвезу, – сказал новый. – Хочешь к братьям в монастырь?
Ева снова посмотрела на мужа. Тот кивнул.
– Хочу, – сказала Ева. – Спасибо.
Она хотела спросить мужчину про свою сестру, которая тоже, наверное, жила в каком-то монастыре, но не стала, потому что муж о таком спрашивать не велел. Вместо этого поднялась, встала, склонив голову.
– Так. – Игумен оглядел водителей. – Если здесь будет полиция, а вы еще не убрались, то сразу сдавайтесь. Братьев из Успенского они не трогали, просто забрали в участок.
– А если они сразу начнут стрелять? – Один из братьев настороженно посмотрел на Адриана.
– В городе не начнут, – сказал Адриан. – У них приказ сверху пришел: закрывать лесные общины.
Игумен покачал головой. Он знал, что митрополит Иосиф с МВД Карелии отношения наладил давно, и если бы приказ пришел сверху, то министр бы предупредил, позволил бы вывезти братьев из Обители. А раз такого предупреждения не было, значит, министр и все его прихвостни сами против митрополита настроились. Что это могло означать в долгосрочной перспективе, было пока не ясно, но игумен верил в то, что митрополит убережет настоящие монастыри от такой напасти. Обитель всегда была странным местом со странными людьми.
Игумен Адриану не нравился. И не потому, что был мертвый – живых вокруг осталась только малая Ева, – а потому что хитро щурил глаза, будто бы не до конца верил в историю с полицейским рейдом. И тут следовало осторожно разговаривать, потому что игумен наверняка уже собрался митрополиту звонить, а звонить ему было никак нельзя. Это он, митрополит Иосиф, послал того полицейского, которого они с Евой в колодец кинули. Знал митрополит, что не было никакого рейда, никакого маски-шоу.
Когда сели в машину – Ева на заднее сиденье, Адриан и игумен на передние, – Адриан сказал:
– Ваше Высокопреподобие, я при остальных говорить не хотел, вам скажу.
Игумен повернулся к нему, слегка улыбнулся под бородой. Видимо, и сам ждал, что выживший брат не все дорассказал водителям.
– Говори. – Игумен надавил на газ, вывел машину на дорогу.
– Они знали, где Обитель расположена, – сказал Адриан. – А об этом из водителей только Юлик знал. Таисин сын.
– Помню Юлия. – Игумен кивнул. – Думаешь, предал вас Юлий?
– Не думаю, – сказал Адриан. – Но за неделю до вчера он ездил в город по личному вызову Иосифа.
– И что же? – Игумен будто не слышал. Лицо его оставалось спокойным, пальцы на руле не побелели.
– Если у него кто-то в канцелярии выпытал, где Обитель, и теперь полиция за Двоицей гоняется, так они и до Успенского монастыря доберутся. – Адриан говорил уверенно, потому что на всю интригу было плевать. Если игумен сейчас не поверит, можно просто протянуть руку, свернуть ему шею, сесть за руль и ехать дальше. Здорово, конечно, в монастыре побывать, но ничего. И в других областях монастыри имеются.
Игумен мучительно соображал. Если бы брат не сидел рядом, то стал бы бормотать молитву:
Боже, спаси и сохрани раба Твоего…
Дело было даже не в том, что в историю с рейдом он не верил – хотя история казалась странной, – дело было в том, что брат Адриан ему все меньше нравился. Вел себя странно, странно разговаривал. Вроде большой мужик, а напряжен, будто вокруг все враги, – неужто его так полиция напугала? И еще вот эта история про митрополита, про канцелярию. Будто не хочется ему, чтобы игумен митрополиту о выжившем рассказал. Тут, к счастью, игумен совсем не мучался – есть в церковной иерархии глава. В митрополии – митрополит. И уж одному Богу известно, как он своими людьми распорядится. Не дело это людей – оценивать решения глав церкви. Если решил отдать полиции Обитель, значит, было нужно. Вот так же и с выжившим. Митрополиту игумен обязательно о нем расскажет, а что тот дальше сделает, не его, игуменова, ума дело.
– Я вот что… – Игумен повернулся к Адриану, покивал умудренно. – Я думаю, вам бы с девочкой у нас пока в монастыре пересидеть, втайне, а там посмотрим, что с вами делать.
Он помолчал, пожевал губами, потом добавил, чуть растягивая слова:
– Я хотел в канцелярию сейчас заехать, но не буду. Пускай сначала с полицией разберутся, братьев из участка достанут, а там они и про вас подумать смогут.
Уставился на дорогу, надеясь, что обман удался. Первым делом в монастыре он собирался позвонить митрополиту.
Адриан обернулся, поглядел на девочку. Та дремала, откинув назад голову. Ночью, когда только ввалились в гараж, Адриану казалось, что она тяжелая, мясистая, так было больно ее на руках нести. А сейчас смотрел – пушинка совсем. Рядом на сиденье еще таких можно было бы сложить, как кирпичи.
В первый момент ночью, когда водилы вышли посмотреть, кто стучится, думал их всех сразу перебить, как обительских, тем более что среди них были и те мужики, которые когда-то его в колодец пихали. Приготовился даже, девочку к бедру опустил, собирался отбросить ее и махнуть ружьем по первому, кто в проем сунется, но в последнее мгновение передумал. Увидел слепые глаза в щели, понял, что водилы уже мертвые.
– Открывайте, – сказал. – Это Адриан. Со мной Ева, Юликова сестра.
