Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
В рассказах Иосифа не было морали или уроков. Он говорил о православной жизни. О людях, живущих в мире, о людях, живущих вне мира. Элеонора старалась кратко записывать каждую. В заметках одна за другой появлялись записи:
«Притча об одинокой женщине, которая не любила мужа и детей».
«Притча о муже и жене, которые вместе пропили квартиру».
«Притча о человеке, который работал на заводе».
За первый выпуск «К Рождеству» таких записей получилось пятнадцать. Во втором их было еще больше – Иосиф говорил вроде бы медленно, но кратко, выжимая каждую свою историю в несколько предложений, между которыми мягко и удобно ложились цитаты из Священного Писания и небольшие умозаключения, чаще всего служившие просто оформлением следующей истории.
К третьему выпуску передачи Элеонора уже чувствовала, что еле-еле держит глаза открытыми. Она сонно перевернула новую страницу блокнота, стала записывать притчу про двух братьев и сестру, которые – каждый по-своему – решили уйти из мира, чтобы посвятить себя Богу, но в ручке вдруг закончились чернила. Она поставила передачу на паузу, посмотрела по сторонам, на черное окно, на заваленный бумагами стол, на грязную кружку в раковине и поняла, что нужно поскорее лечь спать.
Ее разбудил телефонный звонок. Элеонора вскочила, уверенная, что впервые в жизни проспала. С детективкой они должны были встретиться за завтраком в десять. Но часы показывали половину восьмого, небо за окном было еще рассветное.
Звонил редактор.
– Эля, гони в редакцию. – Он говорил быстро, нервно, глотая слова. – Прямо сейчас.
Редактор был человек спокойный и никогда, ни по какому поводу не вызывал журналистов в редакцию таким тоном. В нем было что-то жалостливое, как будто он боялся, что Элеонора не приедет.
Она быстро оделась, собралась сразу как в экспедицию – редактор так ничего и не объяснил, но Элеонора уже предположила, что случилась какая-то большая авария, а раз город за окном был вроде в порядке, значит, нужно было куда-то ехать. Правда, тогда было странно, что редактор вызывает ее в редакцию, а не сразу на место аварии. Впрочем, может быть, авария требовала предварительной консультации или, например, определенных документов допуска.
Двадцать минут спустя Элеонора выбралась из такси перед зданием, в котором располагалась редакция, чувствуя себя настоящей героиней фильма про журналистов. Собственного автомобиля у нее не было, и обычно она ходила на работу пешком – всего пять километров, половина из них по набережной, если сделать небольшой крюк, – но из-за исключительных обстоятельств в этот раз решила позволить себе авто. «В худшем случае, – решила она, – произведу впечатление на коллег».
Перед редакцией происходило что-то странное. Во-первых, на краю парковки расположилась полицейская «буханка». Ее передние колеса заехали на тротуар, и выглядела она так, как будто въехала туда с разгона. Во-вторых, вокруг «буханки» толпились люди. В форме и без, некоторые с камерами и какими-то проводами. Среди последних Элеонора с удивлением узнала новостную команду с «Карелии» – не просто в полном составе, а с обоими ведущими, обычно работающими посменно. Рядом топтались ее коллеги по редакции. Элеонора быстро пересекла парковку, втиснулась в толпу, на ходу пытаясь разобраться в ситуации.
– Все! Едем! – Зычный полицейский указал на УАЗ. – А ну давайте, пресса!
У Элеоноры в голове на секунду возникла безумная картинка. Мэр Петрозаводска все-таки решился собрать всех городских журналистов, вывезти их в лес и расстрелять к чертовой матери. Впрочем, тогда было не очень понятно, что в «буханке» делает команда с «Карелии» – их мэрии расстреливать было не за что. Элеонора тряхнула головой, схватила громкого полицейского за рукав.
– Вас как зовут? – спросила она.
– Иван. – Полицейский посмотрел на нее удивленно. – В машину залезайте, если вы пресса. Если нет, оставайтесь здесь.
– Иван, объясните, что происходит. – Элеонора прижалась к полицейскому так, чтобы ему не пришлось повышать голос, чтобы ей ответить. – Вы куда нас везете?
– Приказ из МВД, – сказал Иван. – Нужно доставить представителей прессы на место освещения событий.
– «Освещение» через «е» или через «я»? – спросила Элеонора, но Иван выдернул рукав, обернулся к «буханке». Туда телевизионщики как раз затаскивали камеру.
Сзади к Элеоноре подскочил редактор.
– Езжай, – сказал он. – Там у них, кажется, целый монастырь погорел, хотят сразу на месте все журналистам показать.
– Что? – Элеонора быстро развернулась, но редактор уже побежал дальше, к фотографу, который тоже стоял в нерешительности, неприязненно разглядывал толкучку возле «буханки».
Элеонора поняла, что расстреливать не будут, поэтому пошла к машине. Правда, в заднюю дверь лезть не стала, обошла кабину, забралась на сиденье рядом с водительским.
Вскоре рядом оказался Иван, который, видимо, совмещал профессии полицейского и шофера.
– Все здесь? – Он повернулся к набившимся в «буханку» журналистам. Раздались невнятные ответы.
– Ладно. – Иван снова повернулся к рулю, отдернул рычаг. – Крепко там держитесь, камеры не побейте.
– Куда едем, командир? – спросила Элеонора минут через десять. За это время она успела написать сообщение детективке и погуглить пожары в регионе. Это было, конечно, бессмысленно – большинство людей, которые могли бы написать новость о пожаре в регионе, сейчас сидели у нее за спиной.
– В лес, – сказал Иван. – Увидите. У вас бумажные пакеты есть?
– Нет, – сказала Элеонора. – Бахилы есть, подойдут?
– Подойдут, – сказал Иван, крепче сжимая руль. – Какое дело, куда…
Он замолчал, и лицо у него сделалось каменное. Элеонора снова достала телефон, стала читать новости всей страны. Картинка с расстрелом в лесу сменилась образами танков, пересекающих финскую или латвийскую границу. Повторение четырнадцатого, только теперь в Карелии. Но в новостях ничего такого не было.
– Мы на фронт едем? – спросила все-таки Элеонора. Она не боялась такой поездки, но хотелось все-таки знать заранее.
– Нет. – Полицейский вытер со лба пот. – Не на фронт.
«Буханка» выехала на шоссе, потом на проселочную дорогу. Некоторое время Элеонора вслушивалась в разговоры коллег, которые выдвигали разные версии происходящего, потом надела наушники. Нужно было записать детективке результаты вчерашней работы – результаты без результатов, но тем не менее. Если Элеонора собиралась проводить день в лесу, то детективке нужно было, во-первых, знать, что она уже успела сделать, а во-вторых, ей предстояло самой встретиться с Валентином Соловьем.
Элеонора достала вчерашнюю тетрадь, быстро отсняла каждую исписанную страницу, отправила детективке. Вряд ли ей могли пригодиться анекдоты Иосифа, но Элеонора не хотела, чтобы детективка подумала, что она не делала никаких записей, когда смотрела передачу.
«Спасибо, – написала детективка. – Будешь держать в курсе?»
«Конечно, – ответила Элеонора. – Обязательно».
– Нам еще долго? – спросила она у водителя. Тот кивнул. Элеонора попробовала открыть недосмотренный выпуск «К Рождеству» на ютубе, но интернет работал медленно. Тогда она снова посмотрела на водителя.
Было очевидно, что ничего особенно интересного о неизвестном месте «освещения» она написать не сможет – точнее, не сможет написать интереснее остальных. У нее, в отличие от телевизионщиков, не было камеры, а редакционный фотограф, кажется, так и остался на парковке. Элеонора уверенно считала себя лучшей журналисткой города, но журналистские таланты заметны на небольших, не аварийных историях, на тех текстах, в которых нет срочности. Здесь же вопрос был в том, кто найдет самое интересное, снимет самое интересное. Снять Элеонора ничего не могла – значит, нужно было что-то придумать.
– Раз нам долго ехать, – Элеонора снова обратилась к водителю, – расскажите о себе. Вы полицейский. Давно служите?
Иван оказался болтливым человеком, и то, как он разговаривал, немного подготовило Элеонору к тому, что ждало журналистов в лесу. Водитель рассказывал смешную историю о том, как служил в Сочи, а потом вдруг на мгновение будто выпадал, глаза становились стеклянными, и Элеонора пугалась, что он сейчас вывернет
