Убежище - Нора Робертс
– Хорошо.
Она наклонила голову.
– И это все?
– Мне есть что сказать, но, может, чуть позже, чтобы мои слова не испортили вечер.
Он осторожно положил руку на ее руку, которой она теребила браслет, чтоб успокоиться.
– Я не силен в ненависти. Она ни к чему не приводит и, как правило, гложет тебя самого, а не того, кого ты ненавидишь. Но давным-давно я сделал для нее исключение. И меня это вполне устраивает. Но все, что ты только что сказала, соответствует моему мнению о ней. Так что ладно.
Перевернув ладонь, она переплела их пальцы.
– Она меня родила, но она мне не мать.
– Это правда. Мне нужно сказать тебе еще кое-что. Я хочу присматривать за тобой, и мне нужно твое разрешение. За тобой, Хью, Лили и Консуэлой. И за твоим отцом, когда он вернется.
Она отступила, всего на шаг.
– Много за кем тебе придется присматривать.
– Мы все делаем то, что должны. Я решил, что буду действовать деликатно.
Теперь она улыбнулась.
– Исподтишка?
– Подходящее определение, – согласился он. – Почему бы нам не сказать откровенно?
– В долгосрочной перспективе так будет даже лучше.
Он поднес ее руку к своим губам и провел ими по костяшкам пальцев.
– Твоя семья важна для меня и моей семьи. Ты важна. Я просто обязан присматривать за тобой.
– Твоя семья связана с той ночью, когда все началось. Не хочешь, чтобы я присмотрела за вами?
– Нет проблем. Похоже, нам придется проводить больше времени вместе.
– Исподтишка.
Она достала салатницу, брызнула туда приготовленной заправкой и перемешала.
– Давай поедим.
Как только они разделались с салатом и хлебом, она начала следующий разговор:
– Итак, Консуэла, которая помогала мне готовить десерт…
– Еще и десерт?
– Да. В любом случае она хотела знать, занимались ли мы сексом.
Он поперхнулся и схватил бокал с вином.
– Что?
– Она говорит, что ты хороший и очень красивый мужчина. И поскольку Консуэла мне как настоящая мать, то я бы сказала, что она вправе спрашивать и давать советы. Просто предупреждаю, что эта тема может всплыть, когда ты будешь навещать ее.
Он не мог себе такого представить. И не хотел.
– Спасибо за предупреждение.
– И раз уж мы затронули эту тему, есть некоторые вещи, о которых мы не успели поговорить прошлой ночью, потому что я была очень заинтересована в том, чтобы затащить тебя в постель.
– И за это спасибо.
– Ты важен для меня, Диллон. Ты и твоя семья всегда имели для меня огромное значение. И стали еще важнее с тех пор, как я вернулась. Время, которое я провела на ранчо с тобой, с твоей мамой, бабушкой, Рэдом… Вы помогли мне вернуться домой, ощутить себя дома. И я знаю, как ты относишься к моим бабушке и дедушке. Я видела.
Не то чтобы заученная реплика, подумал Диллон, но он готов был поспорить на хорошие деньги, что она репетировала, как репетировала текст для озвучки. Он не мог решить, раздражало это его или трогало, поэтому пока выбрал нейтральный вариант.
– Они важная часть моей жизни.
– Я знаю. Мы должны пообещать друг другу, что не будем отталкивать их или мешать общению с ними, что бы ни случилось.
Нейтральность в его голосе сменилась озадаченностью.
– Зачем нам это делать?
– Люди обижаются, злятся, когда дела идут наперекосяк. Отношения, по-моему, всегда заканчиваются неразберихой.
Он решил направить разговор в эту сторону и взял еще хлеба.
– Похоже, у тебя были какие-то неправильные отношения.
– Возможно, но я все равно останусь связующим звеном. Итак, – повторила она. – Я была в отношениях с мужчинами, которые имели отношение к кино, и все шло наперекосяк. Я была в отношениях с мужчинами, которые не имели отношения к кино, и все заканчивалось точно так же.
– Это твоя точка зрения.
Он не собирался садиться за руль, поэтому подлил им обоим еще вина.
– Но пока не очень понятно.
– Ладно. Во-первых, я любила его. Я любила его так, как можно любить в восемнадцать. Головокружительной и всепоглощающей любовью. Он был хорошим мужчиной. Парнем, – поправила она. – Актер музыкального театра. Такой талантливый. И добрый, милый. Однажды ночью, после того как он проводил меня до такси и подождал, пока я уеду, на него набросились двое мужчин. Он загремел в больницу.
– Я читал об этом. В колледже.
– Видит бог, там многое было замешано. Ты знаешь, что они выкрикивали мое имя и повторяли, что я белая, и били его так, чтобы он услышал все это еще до того, как потерял сознание. Его семья обвинила в произошедшем меня. Как я могу их винить?
– А как насчет того, что это была не твоя вина?
– Дело не в вине. Я была причиной, или оправданием, или, черт возьми, попросту макгаффином.
– Чем? – спросил он.
– Макгаффином? Это такой сюжетный прием – то, что кажется важным, но на самом деле все оказывается не совсем так.
– Но ты – важна.
– Но не для тех двоих, которые отправили Ноя в больницу.
Взяв бокал с вином, она посмотрела сквозь него на свет и вспомнила тот великолепный осенний день на террасе пентхауса Лили и сияющий Нью-Йорк.
– Он не смог простить меня, поэтому все закончилось.
– У него были тяжелые времена, которых он не заслужил. Но, ради всего святого, Кейт, за что тебя нужно было прощать?
– Макгаффин, – сказала она, подняла свободную руку и отпила немного вина. – Удобный предлог, чтобы отправить двадцатилетнего танцовщика в больницу, обеспечить тираж таблоидам и подкинуть интернету тему для пересудов.
– Он был не прав, сглупил.
Гнев, внезапный и горячий, обострил его слова.
– И не думай, что мне легко это говорить. Это как если бы я обвинил владельца магазина в том, что моего отца застрелили, или обвинил тех женщин, которых папа защитил. Это была не их вина. Виноват тот, кто
