Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл
Предлог «с» смутил Фрэнка, будто его сосед намекал, что он присоединился к некому сообществу, созданному ангелами. Фраза «с ангелами» также вызывала неприятные ассоциации со смертью.
– Я съезжаю. Поэтому не будет никаких проблем.
Малкольм улыбнулся.
– О, они не позволят тебе уйти, сынок.
– Что значит «они»? Грэнби меня не остановит.
– Нет, правда. Но они придут и найдут тебя, чтобы взыскать долг.
– Нет никакого долга.
– Это ты так думаешь, сынок. Они считают иначе.
– Что? Кто они?
– Все уже решено. Вот увидишь, мой друг.
– Это безумие.
– Я скажу тебе, что я сделаю. У тебя доброе сердце, сынок, скажу тебе. Так что я пойду и…
– Нет. Я ни в чем не замешан. Я снял комнату. Кусок дерьма в полуразрушенном здании. И теперь я съезжаю, потому что мне угрожают. Все просто.
– Хотел бы я, чтоб так было, сынок. Но в «Ангеле» другие правила, те, которым все мы должны следовать.
– Глупость какая-то.
– О нет, сынок, все очень серьезно. Можешь мне поверить. Меня вообще здесь быть не должно. Он спустится по лестнице и приведет с собой ад, если узнает, что я нахожусь здесь и говорю такие вещи.
При упоминании лестницы у Фрэнка подкосились ноги.
– Он вас всех запугивает. Грабит вас.
– О, это не только Грэнби. Нет, нет, сынок. Это те, кого он слушается, если понимаешь, о чем я.
– Не понимаю.
Мужчина присвистнул сквозь остатки коричневых зубов и приподнял бровь.
– Грэнби работает на других. Плохих. Очень плохих. Он – последнее, что тебя должно волновать.
– На кого, гангстеров-ростовщиков?
– Нет, нет. Хуже, мой друг. На семью. Очень старую лондонскую семью. Грэнби мало что решает. Просто делает для них одолжение.
– Вы имеете в виду организованную преступность? Вроде братьев Крэй[6]?
– Нет, сынок.
– Я правда не понимаю. Спасибо за предупреждение, но…
– Скажу тебе вот что. Ты дашь мне деньги, и я пойду к Грэнби и улажу разногласия.
– Что?
– Пока все не вышло из-под контроля.
Фрэнк покачал головой. Старый жулик пытался получить долю с аферы. Грэнби решил угрожать через подставное лицо.
– Ни за что. Я не дам вам деньги. Я не боюсь его.
Малкольм улыбнулся, почувствовав ложь.
– Противиться бесполезно, мой друг. Только не здесь. Тебе это не поможет. Я видел, что бывает. И как уже сказал, тебе не о нем нужно беспокоиться. – Ирландец понизил голос до заговорщицкого шепота. – Это те, другие, которые обитают с ним на верхнем этаже. Они всем заправляют. Так было всегда. Грэнби – посредник. Но он пользуется их благосклонностью, как я уже сказал.
Фрэнк проглотил застрявший в горле комок.
– Он же там один. Верно?
Малкольм покачал головой с серьезным выражением лица.
– Нет, мой друг. Ты не захочешь поверить в такое. И лучше держать их там, наверху. Типа, поддерживать мир.
– Что… Что вы имеете в виду? Они нападают на людей, эта семья?
– Когда Грэнби пришел сюда, он принес с собой много плохого. Старая семья была в этом городе очень давно. Задолго до Грэнби и большинства других.
Старик махнул рукой в сторону окон.
– Раньше это было другое место, скажу я тебе. Когда-то оно называлось «Иерусалим». Чистое место. Здесь жили хорошие люди. Раньше мы пили в этом баре, когда он был открыт. Даже женщины жили здесь. Но здесь уже пятнадцать лет не было ни одной женщины. С тех пор, как они пришли и поменяли название. Все полетело под откос, когда Грэнби привел их сюда.
– Пятнадцать лет. Вы прожили здесь пятнадцать лет? – Фрэнк едва не добавил «Господи Иисусе», чтобы добавить веса своему ужасу.
– Двадцать, – сказал ирландец.
Фрэнк видел, что старик не шутит.
– Я раньше жил наверху. На третьем этаже. Там комната лучше. Но Грэнби переселил меня сюда. Я не мог столько платить, понимаешь?
Фрэнк скорее не сел, а упал на кровать и попытался осмыслить то, на что намекал старик. На некий иерархический протекционизм, связанный с комнатами и арендной платой.
– Вы имеете в виду… – Он не смог договорить.
– Что, сынок?
– Он переселил вас с третьего этажа. Потому что вы не могли платить больше?
– Не смог поспевать за ростом арендной платы. Здесь могу. Но подумай об этом, сынок. Ты на втором этаже. Куда еще ниже? На первом нет комнат. Негде жить. Так что у тебя уже последняя жизнь.
Фрэнк подумал о пыльном, заброшенном баре, затем разозлился на себя за то, что принял во внимание этот стариковский бред.
Малкольм кивнул.
– Нельзя заводить себе врагов, когда ты уже в самом низу.
– Поверить не могу, что вы миритесь с этим. А другие двое сверху?
– О, да, мы все придерживаемся правил. Иначе нельзя. Я здесь достаточно давно, чтобы уяснить это. Джимми с третьего этажа все еще работает в Сити, и он здесь так же долго, как я. Кроме меня, он – единственный, кто остался. Как, по-твоему, почему такой человек живет в подобном месте? Думаешь, это его выбор?
Возвращаясь с ночных смен, Фрэнк часто видел пожилого мужчину в костюме. Он всегда покидал здание рано утром. Они никогда не общались, и сосед всегда прятал глаза.
– Сколько он платит? – любопытство Фрэнка взяло верх.
– Это знают только Джимми и Грэнби. Вопрос денег здесь не обсуждают. Им это не нравится. Это было твоей первой ошибкой.
– О, им это не нравится? Удивительно. Становится все интереснее. Значит, какой-то парень из сферы финансов застрял здесь на пятнадцать лет, и все это время Грэнби трясет с него бабки? Твою ж мать. Невероятно. Что насчет того чудика?
Малкольм даже не улыбнулся.
– Парень, одевающийся как женщина. Лилиан. Так он сейчас себя называет. И это плохо, мой друг. О господи. Но это доказывает, что бывает, когда Грэнби сердится из-за неоплаченной аренды.
Фрэнку не раз попадался на глаза хрупкий пожилой человек, но за пределами здания он никогда его не видел. Вечно торчащий в ванной с ее грязным зеркалом, тот часто шумел внутри, пока Фрэнк ждал на лестнице, чтобы попасть в туалет. Лилиан также слушал оперу в записи, и из-за него вся лестница пропахла духами. Больше Фрэнк ничего не знал, потому что они никогда не общались. Возможно, некогда тот успешно пародировал женщин, поскольку был тонкокостным, но теперь выглядел изможденным и всегда был пьян.
– Когда-то он был актером, – сказал Малкольм.
– Что?
– О, да. Выступал на сцене. В Вест-Энде. Давным-давно. Работы не стало, и он не смог поспевать за ростом арендной платы. И тогда он изменился. Чтобы пойти на панель.
